Людмила смотрит, как блестящий клык шила темнеет под пламенем свечи. Правду говорят, что ожидание смерти хуже самой смерти. Тень священника колеблется на серой стене, будто огромный оборотень вырывается из человека. Под учащенным дыханием язычки пламени колышутся сильнее.
Учащенное дыхание? Он возбуждается?
Женский взгляд против ее воли скользит по рясе отца Николая и она замечает оттопыренную ткань. Темные силы, вот это у него возбуждение. Далеко выдающийся холм натянул черную ткань и едва-едва поднимается и опускается. Словно дышит. Его это реально возбуждает. Может, получится воспользоваться?
— Отпусти меня и стану твоей рабыней.
— Отпустить ведьму? Не смеши.
— Я умею подчиняться и обожаю боль, — Людмила пытается выглядеть сексуально… Но как так можно выглядеть, если лежишь на грязной ткани из которой лезет плесневелая солома?
— Вот сейчас и посмотрим, — священник показывает раскаленное острие.
Словно сорвал капельку огня со свечи. Его дыхание почти тушит свечи. Орган под рясой уже не колышется, а дрожит мелкой дрожью. Людмила старается дышать в такт его дыханию, старается, чтобы груди вздымались и бурно опадали,
Красные глазки мало чем отличаются от раскаленного куска металла, но они уже впиваются в женщину, а клык шила пока что нет. Ноздри раздуваются как у быка, того и гляди шаркнет копытом.
— Ты успеешь проткнуть меня этой спицей, батюшка Николай. Может, сперва проткнешь меня кое-чем другим? Большим и сильным…
Людмила пытается говорить так, чтобы голос звучал бархатисто, обволакивающе. Мужчина возбужден до крайности и словами она добивает его. Канделябр уходит в угол. Священник выпрямляется и одним движением скидывает с себя рясу. Темные силы, да где же такое чудовище вырастили? Его огромный стержень торчит пеньком из болотного мха. Таким же можно орехи колоть!
— Давно я не трахал ведьм, — хмыкает священник, — успел немного подзабыть, как вы визжите и вертитесь. Напомни-ка мне, матушка…
Вот в этот момент Людмиле становится действительно страшно. Под рясой священника таились заросли густого черного волоса. Он мало чем уступал горилле не только по фигуре, но и по волосяному покрову.
Людмила испуганно вскрикивает и видит, как этот монстр улыбается. Тонкая струйка слюны стекает из отвислых губ на шею. Он забирается на тюфяк и резким толчком заполняет всю женскую полость. Людмила едва ли не наяву видит, как раздираются под напором внутренние органы. Прикусывает губу, а священник бьет женщину по щеке. Несильно, «расслабляюще». От «батюшки Николая» несет чесноком и укропом.
Толчки следуют один за другим. Он не стремится получить удовольствие, его желанием является причинить как можно больше боли. Он наблюдает.
Людмила заходится от крика. Кажется, что внутрь поместили раскаленную болванку и теперь вращают ее, прижигая каждую клеточку. Священник улыбается. Хрипит и продолжает загонять свой агрегат.
— Как тебе, матушка? Не очень слабенько? Могу и посильнее.
Он может сильнее… Он делает сильнее…
Людмила уже не может кричать, лишь слабые стоны срываются с губ. Он пытается вбить женщину в тонкий тюфяк, продавить сквозь камень. Но вместе с тем Людмила чувствует, как гориллообразный священник начинает напрягаться. Неужели финал близок? Неужели эта пытка скоро закончится?
— Прими мое семя! Прими благословение Божие! Прими свою смерть! — гортанно выкрикивает священник и в это время к нему приходит оргазм.
Людмила ощущает, как ее заполняет обжигающая влага, как соль обжигает порванную ткань… Ведьма видит, как священник поднимает руку с закопченной спицей шила, прицеливается на левую грудь и резко опускает кулак.
Пояс Ларинджины
Благодарю вас, Темные силы, что даровали мне возможность научиться бороться против стали. Без нее отправилась бы черная душа вашей слуги в преисподнюю со скоростью вылетевшей пули.
Надо было видеть досаду на роже священника, когда шило в его руках с дзиньканьем переломилось. Это сняло часть боли от его мясного оружия.
— Перегрел, что ли? — удивленно смотрит священник на обломок в руке.
Людмила молчит. Ну не будет же объяснять этому мохнатому уроду, что все дело в креме из книги Альториса. Да уж, обычной сталью ее не взять… Вот только не везде можно намазать…
— Повезло тебе, мать-абатесса, — сплевывает отец Николай и слезает с Людмилы.
— Значит, выторговал дьявол тебе еще один день. Ну да ничего, я завтра снова приду, попробую ведьминского отродья еще разочек. Ох, грехи наши тяжкие. Соблазн велик и сладок. Ладно, за тебя лишнюю службу отстою, матушка.
Пока он произносит эту тираду, то успевает спрятать волосатое тело под рясой. Тень от свечей снова пляшет и причудливо рисует кошмарного нетопыря на стене. Мохнатое чудище с опавшей корягой между ног превращается в обычного хмурого священника.
— Ты это, если надумаешь орать, то ори. Не тревожься — никого не разбудишь. Подвал-от у меня глубоко спрятан, за семью дверьми запечатан. Так что можешь орать сколько заблагорассудится. До завтра, ведьма, — он берет в руки канделябр и выходит прочь. Дверь снова оставляет Людмилу в темноте.
Скорее всего, священник прав и темный господин сумел мне подарить еще один день жизни.
А вдобавок бросил обломок шила в правую ладонь. Теперь появляется шанс на освобождение. Шанс мизерный, зыбкий, но отказываться от него Людмила не собирается. Не затем она столько вытерпела, чтобы сдохнуть в подвале какого-то деревенского священника. Пусть он и является храмовником с Истинным взором.
Звяканье цепей действует на нервы. Людмила старается подцепить язычок на кандалах. Все-таки священник оказался не таким уж приверженцем старины, чтобы клепать широкие браслеты. Нет, тут есть отверстие и онемевшими пальцами Людмила пытается нащупать слабое место. Обломок пару раз пытается выскользнуть из рук, заставляет замереть от испуга. Но останавливаться нельзя. Нельзя.
Темнота давит. Тишина такая, что удары сердца отзываются в ушах набатом.
В отверстии кандалов железно крякает…
Рука на свободе! Пусть левая, но сотворить знак Непротивления Людмила уже в состоянии. Это поможет задержать священника, если он сейчас вздумает войти. Да, у Людмилы есть еще время, но лучше поторопиться. С голыми руками против храмовника она вряд ли выстоит.
После освобождения правой руки дело движется быстрее. С ногами же приходится помучаться — замки кандалов оказываются хитрее.
Разрыв-трава? Ключ Благословения? Нет, всего лишь обломок шила в скользких от пота пальцах. Людмила вытерла испарину ладонью, и теперь железка пытается вырваться и укатиться куда-нибудь подальше. Если Людмила позволит ей это сделать, то снова окажется в главной роли порнофильма. Да-да, того самого «одобренного святой комиссией», где в конце ведьму убивают. Очень не хочется. До зубовного скрежета, до ломоты в суставах, до нытья на левой груди.
