Машина подъезжает к посту на въезде в город. Три плечистых храмовника подходят и вглядываются в салон машины. Дед Миша и Людмила даже задерживают дыхание. Треугольные раструбы автоматов, из которых вылетают святые молнии, тоже пристально вглядываются в лица сидящих.
— Это дед Миша, — наконец говорит один из храмовников, рыжеволосый крепыш с одутловатым лицом. — Что, снова огурцы везешь?
— Да, сынки, снова огурцы для Властительного Иордания, чтоб ему жить и здравствовать еще многие года, — скрипит старик.
— А это кто с тобой рядом? — спрашивает другой храмовник, черноволосый мужчина, чем-то напоминающий ворона.
— Да это соседка моя. Палашка Головаева. Вот, упросила-таки город показать, — разводит руками старик. — Долго клянчила, да и родители ее тоже попросили…
Черноволосый храмовник заглядывает внутрь салона, почти ткнув носом-клювом в глаз Людмиле. Та невольно подается назад. От мужчины пахнет салом и луком. Он улыбается, заметив растерянность Людмилы.
— Выйти из машины! — командует черноволосый и выпрямляется.
Глубокие омуты
Издавна ходят истории о потерпевших кораблекрушение, которые не доплыли до берега и утонули буквально в десятке метров от берега. Или о путешественниках, изнуренных жаждой и умерших в пяти шагах от родника оазиса. Много таких историй, когда до счастья остается совсем чуть-чуть, но судьба подкидывает под ноги ступеньку и человек спотыкается, а встать сил не хватает.
Ведь, кажется — вот оно, протяни руку, и ты будешь жить, но нет… Злая Фортуна наказывает за расслабление и самоуверенность — ты не достиг, а уже расслабился? Так получи чуть больше… И человек умирает.
Одна из таких историй пролетает в голове Людмилы. История о том, как мужчина упал с небоскреба и зацепился за телефонные провода. Он начал кричать и привлек внимание соседей. Его заметили, крикнули, что пожарные уже едут и все, что ему нужно — всего лишь продержаться до их прибытия. И маячки машины уже засверкали внизу, и стремительные пожарные начали раскидывать тент… Мужчина почему-то захотел перехватиться и в итоге забрызгал недобежавших пожарных.
Сейчас она почему-то ощущает себя на месте этого мужчины. Вот бы перехватиться, а вдруг упадешь? И висит она на тонком проводе, который является настроением черноволосого храмника — испортится или нет?
— Руки на машину, ноги на ширину плеч! — следует окрик, когда Людмила с дедом Мишей оказываются на улице.
— Сынки, да вы чего? Первый раз что ли я мимо вас проезжаю? — спрашивает дед Миша. — Я же для Властительного Иордания…
Людмила видит, как он горбится еще больше, словно увидел монету на асфальте и пытается разглядеть ее номинал. Руки деда даже мелко дрожат, как у человека, наступившего босой ногой на оголенный провод. Только что он был крепким пожилым мужчиной, у которого горел огонь мщения в глазах, а теперь это лишь сморщенный и больной старик. И глаза у него блестят из-за того, что слезятся.
Вот это артист!
— Ммм, упругая у тебя соседка, — Людмила чувствует, как твердые ладони черноволосого храмника ложатся на ее груди. — Может, оставишь ее, а на выезде заберешь?
Только вытерпеть. Дед может, так неужели я не справлюсь?
— Дяденька, не замай, щикатно же, — Людмила старается изогнуться, вырваться из рук и натыкается ягодицами на твердый предмет, похожий на черенок лопаты. — Ой, чем ты меня тыкаешь?
За секунду до того, как она обернулась, «черенок» попадает в межъягодичную область, а черноволосый грубо прижимает ее к себе. От мужчины пахнет потом и терпким ароматом грецкого ореха.
«Я! ЕСТЬ! СУД!» — мелькает воспоминание о возгласе верховного инквизитора.
— Ой, дяденька, а что это у тебя в штанах такое выпирает? Никак огурец деда Мишы засунул? — Людмила старается выглядеть настолько же глупой, насколько дед старается выглядеть старым. — Ох и ловок! Когда только успел?
Другие храмники взрываются громким смехом. Черноволосый тоже криво улыбается.
— Ага, огурец. Не хочешь попробовать на язычок?
— Нет, я у деда уже отведала один. Вку-у-усный попался. Деда, дашь дяденьке свой огурец на пробу?
Только не переиграть. Только выдержать.
Храмники ржут громче коней, похоже, что Людмиле удается ее роль. Даже в тусклом освещении видно, как на щеках черноволосого появляются красные пятна. Не переиграть, а то стражнику захочется наказать глупую девку за то, что она сделала его насмешкой для сослуживцев. Старик тоже чувствует — на какой тоненькой ниточке повисла их судьба, и как та может оборвать в любое мгновение.
Словно мужчина на телефонном проводе…
— Палашка, ты чего это болтаешь-то? У многоуважаемого стражника интерес к тебе проснулся, а ты его огурцами потчуешь. Вот оставлю тебя тут, а меньше, чем через годину подарок родителям принесешь в подоле. Будешь тогда знать, как неуважение выказывать!
Старик говорит нарочито медленно и таким дребезжащим голосом, словно набрал в рот жестяных бляшек. Зато его речь оказывает воздействие на черноволосого. «Огурец» под рясой опадает, но сам он приосанивается и щипает Людмилу за левую грудь. Больно щипает, чтобы вызвать вскрик. Людмила охотно его выдает.
— Ладно, езжай, красотка с огурцами. На обратном пути попадешься — вряд ли так просто отпущу. Поднимай шлагбаум! — командует храмник и отходит в сторону.
Людмила кланяется в ответ и ныряет в машину, пока он не передумал. Кряхтя и причитая, за рулем устраивается дед Миша.
Шлагбаум поднимается, и машина под веселые смешки проезжает мимо поста. Мужчина падает в подставленный пожарными тент…
Шумный выдох перекрывает звук мотора, когда машина отъезжает от храмников на безопасное расстояние. Людмила прижимает ладони к щекам — вряд ли когда они были такими горячими.
Высокие дома смотрят на проезжающую машину подслеповатыми окнами, в некоторых уже горит свет. Дома в основном построены из бетонных плит, таких же серых, как и жизнь жильцов в квартирах. Бетонные коробки для белых мышей, которые вылезают из своей норки, чтобы получить кусок сыра, а вечером ныряют обратно, чтобы посмотреть новости и прослушать очередную проповедь из телевизионного вещателя.
Автомобили с синими треугольниками на боках то и дело обгоняют еле ползущую машину деда Миши. Едут безмолвно, словно спешат промчаться мимо домов и не разбудить еще спящих.
— Что-то они разъездились сегодня, — ворчит водитель, когда очередная машина проносится мимо. — Никак долетели новости из «Нижних углей»?
— Очень уж быстро. В том селе и телефон-то вряд ли у кого есть.
Дед Миша хмыкает недоверчиво. Уж что-что, а такую малость, как сотовый телефон могут себе позволить даже те, кто еле сводит концы с концами. А донести на гибель храма — первоочередное дело для любого верующего!
