— Спасибо, — шепчет Людмила.
— Прощай, Людмила, — говорит Великий Мученик и грустно улыбается.
Не было ни грома, ни молний, ни налетевшего урагана — троица молча подошла к окну и синекожий человек рыбкой ныряет вниз. Через мгновение в небо взмывает синий дракон. Золотой человек подмигивает:
— До встречи, маленькая ведьма!
Он тоже прыгает в окно, а Людмила успевает заметить мелькнувший золотой хвост огромной змеи.
— Будешь купаться — навещай старика, — улыбается Кракен, и на булыжную мостовую падает огромная масса воды.
Как только первые капли касаются камня, как Фердинанд открывает глаза и глубоко вздыхает. Он ошарашенно осматривается по сторонам и останавливает взгляд на улыбающейся сквозь слезы Людмиле.
— Что случилось, милая?
— Все закончилось, любимый, — шепчет девушка и впивается в губы Фердинанда крепким поцелуем.
На этот раз губы мягкие, теплые и податливые. Губы живого человека. Сколько длится этот поцелуй? Людмила и сама не может сказать — может, мгновение, а может и целую вечность.
— У тебя пропала буква, — говорит Фердинанд, когда отрывается от губ любимой.
Людмила хватается за щеку. Действительно, привычной шероховатой кожи на месте буквы "В" нет, как будто никогда не бывало. Она бросает взгляд в окно — не видно ли там синего дракона, чтобы поблагодарить его за это. Но нет, вместо дракона на облачке видна стоящая пара.
Мама и папа!
Родители улыбаются и кивают Людмиле в ответ. Это длится недолго, до той поры, пока Людмила не смаргивает набежавшие слезы. После моргания пара исчезает, а облачко продолжает движение по синему, как кожа дракона, небосводу.
— Мне нужно многое тебе рассказать, любимый. Но не сейчас. Потом, когда уйдем отсюда, — говорит Людмила, а Фердинанд кивает в ответ.
Когда же они выходят в коридор, то вид ожившей личной охраны Властительного Иордания заставляет Фердинанда схватиться за треугольник на груди. Илья Григорьевич, а вместе с ним и остальные ожившие охранники сгибаются в почтительном поклоне:
— Добрый день, Ваше Властительное Высочество.
Эра Людского Милосердия
Сергей Павлович Геворов очнулся в тот день оттого, что какой-то наглый тип хлестал его по щекам.
Димка Малышев! Живой!
Да, его друг и товарищ смотрел на него невинными глазами и щерился во все тридцать два зуба:
— Вставай, лежебока! Опять всю ночь у ведьмочек из медкорпуса отплясывал?
— Ты же был мертв! — сказал тогда Сергей Павлович и огляделся по сторонам. Инквизиторская сотня вставала с мостовой, крутя головами и отряхивая одежду.
— Да ты никак вина упился? Какой же я мертвый? Да, заблуждался в своих верованиях и нашим властителям пришлось меня усыпить, — отвечал Малышев. — Но уж я точно не мертвый, это ты зря. Или ты хочешь долг не отдавать? Так я тебе и в лоб за это могу зарядить. Как живой.
— Какие властители? — непонимающе уставился на него Сергей Павлович.
— А вон они, на балконе стоят, — показал Малышев на здание конгрегации.
Геворов перевел взгляд на серую громадину инквизиторской власти и застыл на месте — на балконе стояла Святая ведьма, а рядом с ней махал рукой предатель- инквизитор. За ними виднелись люди из элитного инквизиторского отряда.
Что интересно — площадь была полна народа и все приветственно кричали в ответ. А пара, которая завершила недавно смертельный проход, теперь стояла на балконе и улыбалась людям. Какая-то странность не давала покоя Сергею Павловичу в тот момент. Лишь придя домой он понял эту странность — среди многочисленной толпы не было ни одного человека с татуировкой…
А по телевизионным новостям уже радостно вопили о том, что властители заняли свои законные места, узурпированные Властительным Иорданией, которому удавалось долгое время обманывать людей и пользоваться служебным положением. По телевизору кричали, что милосердные властители всего лишь обезоружили бывших инквизиторов, которые тут же присягнули на верность новым повелителям. Радостные дикторы вещали, что теперь у ведьм, колдунов и обычных людей равные права и что наступает Эра Милосердия.
Но Сергей Павлович знал, что все было не так. Он видел мертвые тепа и видел прошлое, которое не изменилось в его сознании. Он не разделял общего празднования, а терпеливо ждал, когда вернется прежний порядок. Сергей Павлович так и не смог преодолеть в себе отвращение к колдунам и ведьмам. Он не понимал, почему остальные инквизиторы так легко сложили полномочия и перешли в новую веру? В веру прихода Эры Милосердия.
Тем не менее, Сергею Павловичу хватило ума не выказывать свои истинные чувства, и он радовался со всеми свержению узурпатора. Он радовался тому, что распустили корпус инквизиторов. Радовался тому, что с главных улиц убрали постаменты очистительного огня. Радовался, а по вечерам сжимал зубы и ворчал на рыбку в аквариуме.
Время шло, и он увидел перемены, которые принесло правление новых властителей. Увидел новые школы и новые университеты. Обновленные дома сел и обширные поля, на которых с радостью работали люди. Увидел, что колдовское искусство может служить на благо народа, когда колдуны вызывали дождь в ночное время на поля. Увидел искренние улыбки на лицах людей — то, чего редко можно было увидеть при правлении Властительного Иордания.
О том, что случилось с самим Властительным Иорданией, не знает никто. Кто-то говорил, что видел полусумасшедшего старика в лесу, кто-то видел его в пустыне, а кто-то упоминал про Белое море. В любом случае, о времени его правления вспоминали, как о дурном сне.
Спустя пять лет Сергей Павлович задумался: а так ли плохо правление Святой ведьмы и инквизитора-предателя? Взвесив все "за" и "против", Сергей Павлович в этот вечер не стал ничего высказывать аквариумной рыбке, а позвонил знакомой с работы и назначил свидание.
Вот так и заканчивалась обычная сказка, которую Сергей Павлович рассказывал внукам и правнукам. Дети с усмешкой поглядывали на бывшего инквизитора — по фильмам и постановкам показывалось иначе. Ведь в тот день никто не умирал, кроме одного обожженного священника, но тот сам выпал из окна, да еще в тот день бесследно исчез верховный инквизитор. Но если старику хочется так рассказывать, то пусть говорит — все равно внуки ему не верят и воспринимают как страшную сказку с хорошим концом.
Только маленькая Вера после дедушкиной сказки просила маму срезать две розы, которые меняли цвет и запах после отрывания от земли. Вера шла одна через три улицы и укладывала розы возле памятника властителям. Девочка смотрела, как ей улыбаются изображения счастливых людей. Иногда вместе с ней приходил и прадедушка, который подслеповатыми глазами взирал на постамент и вспоминал прошедшие годы.
Фердинанд и Людмила прожили долгую жизнь. Сделали много добра и ушли в один день, оставив после себя многочисленное потомство. Поговаривали, что в тот день, когда властителей провожали в последний путь, по небу пролетел синий дракон. А может, это всего лишь показалось многочисленным провожающим — ведь людям иногда свойственно ошибаться.
