— Все хорошо, Людмила. Я в порядке, — зеленые глаза также приветливы, как и при первом появлении в ее жизни.
Фердинанд Сергеевич проводит пальцами по обожженному месту, и возникает голубоватое свечение. Он лечит себя. Какая же у него железная выдержка — даже не вскрикнул от кипятка. Бумаги с печатями залиты коричневой влагой. Хорошо еще, что на них не проставлены подписи Великого инквизитора, который с холодной усмешкой взирает на женский испуг. В его глазах мелькает удовольствие? Он уже представляет, как будет «наказывать» секретаря? Или они это сделают вместе?
— Неаккуратно, Людочка. Очень неаккуратно, — холодный голос заставляет колени дрожать отчетливее, но не от возбуждения, а от страха. — Это ваш первый промах. Очень надеюсь, что он будет последним.
«Иначе тебя ожидает смерть!» — завершает его речь мысленный голос.
— Я… Я… Извините, пожалуйста. Простите мою неловкость, я сейчас все уберу, — Людмила опрометью кидается к столу и пытается спасти от расползающейся жидкости бумаги с печатями.
— Людмила, успокойтесь. Это лишь образцы документов, которые я хотел изучить дома. Сейчас мы распечатаем новые. Правда, Павел Геннадьевич? — ладонь Фердинанда Сергеевича ласково накрывает женское запястье.
Какие твердые пальцы. Такое ощущение, что это теплый мрамор коснулся ее кожи. Будто в Летнем парке она дотронулась до руки памятника одного из Великих правителей. Твердые пальцы, но прикосновение получилось нежное. Людмила снова чувствует, как загораются щеки. Фердинанд Сергеевич незаметно подмигивает.
— Правда ваша, Фердинанд. Что-то с Людочкой сегодня случилось, никогда такого не было. Людочка, вы бы шли домой. Возьмите на сегодня отгул, отлежитесь, подлечите здоровье. Можете даже сходить в центр Святого прикосновения, скажете, что к Леониду Карповичу по моей просьбе. Завтра я вас жду на рабочем месте в полном здравии. Мои служащие нужны мне здоровыми, — глаза Великого инквизитора блеснули сталью.
И снова эта угрожающая недосказанность. Вроде бы и не сказал ничего угрожающего, но Людмилу словно из ведра облили ледяной водой. Она кивает и выходит из кабинета. Спиной чувствует два взгляда — один замораживающий, второй теплый и ласковый.
Только не оборачиваться…
"Абатисса Варвара"
Мерзкая погода, мерзкая дорога, мерзкий таксист. Крупный мужчина так сильно пожирает Людмилу глазами, что она притягивает к себе сумочку и нащупывает баллончик с перцовым охладителем возбужденных самцов. Уже были случаи, когда с ведьм взимали плату натурой, а потом девушек находили лежащими в придорожных канавах. Нет, этот водитель не получит сегодня секретарского тела. Вот если бы на его месте был Фердинанд…
Мужчина или чувствует настрой женщины, или же видит руку в сумочке, но градус страсти в машине понижается. Взгляды остаются, но уже не такие откровенные. В магнитоле играют церковные гимны, иногда они прерываются проникновенным голосом Властительного Иордания, который зачитывает святые заветы из Сводов Небесной Благодати.
Религиозная обработка заблудших овец идет полным ходом. Церковь присутствует везде. Родился — тебя осматривает инквизитор. Закричал — твой голос записал инквизитор. Срыгнул — пятно осматривается на предмет трех шестерок. Лишь после обряда вступления в мирскую сущность чуть ослабляется внимание. Но до обряда доходят не все — десять процентов младенцев «не оправдывают доверия».
Родители могут возмутиться и последовать за детьми, либо родить новых. Если второе рождение тоже приносит разочарование, то родители отправляются следом за детьми. Через священный огонь проходит очищение от демонических сил, которые завладели родителями. А вся их вина состоит в том, что младенец неправильно покакал или неудачно срыгнул. Жестокое время, жестокие меры… И все это прикрывается добродетелью. Заветами из Сводов Небесной Благодати.
Табличка с названием «Нижние угли» открывает проселочную дорогу, по которой можно пробраться лишь на тракторе. Водитель такси останавливается.
— Уважаемая, дальше я не проеду.
— Я могу заплатить, — Людмила понимает, что это бесполезно, но попытка не пытка.
— Ты можешь пешкодралом почапать, но я не поеду, даже если через болт весь мозг у меня высосешь. Вон на той канаве сяду на пузо и буду куковать до второго пришествия. Так что, либо вали из машины, либо едем обратно, — хмыкает водитель.
— Может, вы подождете в машине? Я всего на пару часов. За простой я оплачу, — Людмила делает попытку удержать водителя демонстрацией краешка крупной купюры.
Очень не хочется переться по грязи, а если потом еще и попутку ловить…
Водитель хмуро смотрит перед собой, словно его интересует только одна асфальтированная дорога. На панели машины в ряд приклеены иконки. Преобладает Святой Семен, покровитель автомобилистов. Все святые взирают на Людмилу с тем же настроением, что и водитель. Они тоже ненавидели ведьм. Людмила вздыхает и выходит из машины.
— Добирайся сама, сучка! — кричит водитель в открытое окно и резко срывается с места.
Что же, это не самое плохое прощание для ведьмы. Людмила с легкой улыбкой следит за тем, как машина разворачивается и проносится мимо нее. Водитель пытается харкнуть, но слюну сносит ветром. Да уж, вот они, последствия клейма на щеке. И пожаловаться некому.
Кстати, о клейме. Надо совершить ритуал, который облегчит задачу с поимкой Пояса Ларинджины.
Людмила отходит в густой ивняк и навостряет уши — чтобы никто не проехал, и никто не увидел с дороги. Из сумочки вылезает маска. Резиновая маска, вроде тех, которые надевают актеры для киносъемок. Маска привычно ложится на лицо, клей-гель прижимает ее плотно, будто вторую кожу. Из-под блузки вылезает подрясник, клобук садится как влитой, сверху мирской вид закрывает ряса. Небольшой треугольник, в два раза меньше, чем у Павла Геннадьевича, ложится на черную ткань.
Людмила готова! Из кустов на разбитую дорогу выбирается абатисса, женщина с полномочиями карать и миловать. Средний состав, но статуса должно хватить, чтобы забрать у колхозника бесценный артефакт. Вперед! По грязи и сырой траве!
На ее счастье с дороги слышится шум и на проселок сворачивает огромный лесовоз. Необъятная морда железного зверя замирает в нескольких шагах от женщины, словно демон из преисподней застывает перед броском. Людмила воздевает руку в благословляющем жесте и подходит к машине. Дверь открывается и на нее смотрят две пары глаз.
— Залезайте, ваше… святейшество, — говорит один из мужчин, толстяк с большими залысинами. — Нечего зря ноги по нашим колдоебинам ломать.
«Ваше святейшество». Он не знает, как к Людмиле обращаться. Видно, что ни разу не сталкивался. Женские чины настолько редки, что их объединили одним названием — «мать». Только эти «матери» в своем святом рвении нередко переплевывают по жестокости «отцов».
— Да пребудет с вами Благословение Божие, да не отвернется от вас Святой Семен. Во имя отца и сына, — торопливой скороговоркой выплевываются жгучие слова. — Спасибо, добрые люди, за заботу. Вы не в «Нижние угли» едете?
