Я промолчал, пережевывая кашу. А что тут скажешь?
– Вот именно, – женщина села рядом на лавку. – Понимаешь, есть люди, которым просто судьбой предначертано помогать другим. И от этого не уйти, оно везде находит таких, как Дана. И нельзя этому мешать, или будет гораздо хуже.
– И что, просто смотреть, как она творит такое?
– Нет, не просто смотреть, Черут. Надо помогать! Как можешь, в меру своих сил и возможностей. Я обеспечиваю ей быт, к примеру. Хоть так подсобить могу.
– А мне что делать? – с тоской уставился на нее.
– Оберегать.
– Как?
– Ну, например, сейчас она работает с новым клиентом в мастерской, – Таранта встала. – Пригляди, все-таки чужой человек, незнакомый мужчина, мало ли что.
Мужчина?!
Я встал и поспешил к мастерской, прямиком через сад. Дверь была приоткрыта. Подошел к ней. Чего?! Подумал, что показалось сначала. Но нет, действительно – по комнате топает голож…ый мужик! Это что еще за наглая фрикаделька?!
В бушующем яростью разуме мигом нарисовалась картинка: обнаженная Дэна лежит, привязанная к столу, во рту кляп, а этот херес подходит к ней, пылая похотливой злонамеренностью и…
Рванул на себя дверь, едва не сорвав с петель. Рыча, в два прыжка ворвался внутрь и замер, увидев голого мужика на помосте, рядом с постаментом, на котором лежали фрукты, прикрывая все самое лично мне неинтересное.
А вот моя супруга глядела на этот натюрморт с ярко выраженным любопытством! Нет, ну надо же! На мои погремушки она так не смотрела! Чем у него-то лучше?
Да я ему сейчас эти бананы-манго-авокадо в зад запихаю, бесстыжему! А следом кокосы туда же отправлю, если место останется!
Впрочем, не останется, все равно запихну, пусть даже у него тогда бананы изо рта обратно вывалятся!!!
– Милая, это кто? – наглая фрикаделька захлопала глазами, увидев меня.
– Милая, значит?! – я двинулся на него.
Сейчас я этот натюрморт из рамы достану!
– Ой, мамулечки! – мужик попятился, прижав к себе постамент.
Пятился негодяй до тех пор, пока не рухнул на спину. Фрукты покатились во все стороны. Голый наглец подскочил, шлепнулся, поскользнувшись на винограде, кажется, выругался грязно, снова вскочил и, прихрамывая, шустро понесся к двери, сверкая голым задом, к которому прилипли остатки винограда.
Фруктовая тарелка, чтоб его!
– Не смотри! – закрыл глаза Дэны ладонью, спохватившись.
– Что, мне можно только твоей задницей любоваться? – конечно же, женушка не могла промолчать.
– Я твой муж, моей можно! И не переводи стрелки, часовщица! Говори, потерявшая совесть жена, почему в твоей мастерской трется о фрукты черт знает чем эта обнаженная фрикаделька?!
– Ф-фрикаделька? – моя нахалка прыснула, а потом попросту расхохоталась, уткнувшись лбом мне в грудь.
– Чего смешного? – сам помимо воли начал улыбаться. – Весело тебе, бесстыжая ты женщина?
Ее волосы, распушившись на темечке, защекотали мое лицо. Так, я сердиться должен и… И что-то там еще.
– Совесть у тебя явно в дефиците, – проворковал вместо этого ласково и погладил по спине.
– Точно, – лукаво улыбаясь, заглянула в мои глаза.
Дракон внутри застонал, оглушив. Эта женщина одним взглядом вскрыла меня, словно устрицу! Добралась до самой сердцевины – той самой, которую я заковывал в броню столько лет, чтобы и вовсе забыть об этой тонко дрожащей плоти – в которую мир обычно пинает тебя с ноги, заставляя мечтать о смерти!
Наши губы встретились – сам не знаю, как. В кои-то веки не лез к ней целоваться, хотя все внутри сводило от желания это сделать! И… Дэна не оттолкнула, прильнула так тесно, что ощутила своим телом все мои мужские желания, которые при всем желании не смог бы уже утаить.
А желание… О да, желание бушевало в крови штормящим набатом, распирало вены, на раз вырывая сердце из груди! Вот она, любовь – святая и грешная, самая жестокая – как клинок в грудь, и самая нежная – словно поцелуй матери в сладко пахнущую макушку младенца. В ней все – как в последнем взгляде на мир перед смертью, как в миге, когда берешь на руки свое дитя, как в смысле, что прячется среди звезд, несущихся из ниоткуда в никуда во Вселенной.
Потому что она всегда, испокон веков и до скончания всех мыслимых миров, права!
– Прос-ти, – в два подхода выдохнул, ловя ртом воздух после того, как с трудом заставил себя оторваться от ее губ.
– За что? – с улыбкой, играющей на распухшем от поцелуя ротике, осведомилась моя заноза. – Это ведь я тебя поцеловала.
– Признаешься, значит? – сам не смог не улыбаться в ответ.
– Ага, – глаза любимой просияли. – Не все тебе меня соблазнять.
– А меня и не надо соблазнять, – признался хрипло. – Я весь твой, бери и делай, что хочешь, Дэна!
– Щедрое предложение, – хмыкнула, прищурилась. – Подумаю, уговорил.
– Уговорил или подумаю? – я все-таки не удержался. – Это две большие разницы, как говорил мой батюшка!
– Второе, – уточнила самая желанная женушка на свете.
– Это уже много, – снова погладил по спине и чуть ниже.
Ругательств не последовало. Хм, многообещающе-то как!
– Но сильно борзеть не стоит, – намекнула мучительница. – Хлыст все еще в моем шкафу лежит.
– Можешь использовать, я не против, – ухмыльнулся.
– Ни разу не сомневалась. Но не надейся сразу на многое, понял? Я ведь толком ничего о тебе не знаю. Вообще, Черут. Вот ты сказал об отце, а мне даже имя его неизвестно!
– Расскажу все, что ты захочешь, – заверил торопливо. – Кстати, ты грамотно меня отвлекла, чертовка! – ахнул я, спохватившись. – Мне тоже есть о чем расспросить тебя! Начнем с того мужика, который у тебя в мастерской стоял в чем мать родила!
– Эта наглая ф-фрикаделька, – снова расхохоталась Дэна, – как ты его назвал, граф Аризорский, между прочим.
– По голым булкам не определишь, кто граф, кто конюх!
– Ты был непозволительно непочтителен, муж!
– Если бы я знал, что он высоко сидящая шишка, то несомненно, отвесил бы глубокий поклон – прежде, чем отвесить ему роскошных люлей и пнуть в зад!
– Он портрет пришел писать, – она вздохнула, – хорошие деньги заплатил, между прочим. Придется вернуть.
– Я же не знал. А почему портрет голяком?
– Потому что он предназначался в подарок его любимой, ревнивая ты пара сапожек! Что-то там с богами связанное, не вникала особо. В каждой избушке свои погремушки, как говорится. И я ничего не видела – он сначала разделся за ширмой, а потом прошел за постамент. Так что графскую попу я имела честь узреть только благодаря тебе, муж!
