– Илай убит. На прошлой неделе я получил телеграмму. Чары, которые вы со своей матерью так долго накладывали на него и на нашу семью, разрушены. Вам тут больше не рады. – Он поджал губы.
Белла отвернулась, пытаясь не дать себе сломаться перед мужчиной, которого ненавидела. Она не позволяла себе думать о том, почему не получает писем от Илая; у нее не было на это сил. Все, что поддерживало Беллу – мысль, что он вернется домой и у Альфи будет отец. Они поженятся и станут семьей, она сможет оставить свою работу в Портсмуте.
Теперь Уилфред Хилтон говорил ей, что любовь всей ее жизни умерла.
– Эта война забрала отца Альфи. Он – все, что у вас осталось от Илая. Почему вы его так ненавидите? Альфи – ваш внук. – Белла сдерживала слезы, стараясь казаться стойкой в глазах этого человека, который наслаждался бы ее страданиями.
– Он бастард. Вы с Илаем не состояли в браке. Как я могу быть уверен, что он вообще ребенок моего сына? Он во всем похож на вас, и черными волосами, и голубыми глазами, и совсем не похож на моего светловолосого мальчика. – Голос Уилфреда слегка дрожал, когда он упоминал Илая, затем он снова уставился на нее.
– Мне некуда больше идти. Работодатель не позволит мне вернуться вместе с Альфи, а если мою мать признают виновной, она не сможет заботиться о нем. Вы очень богаты; если вы нас выгоните, мы обречены на работный дом, нас разлучат. Я умоляю вас, пожалуйста, дайте нам еще немного времени.
– Вам следовало подумать об этом прежде, чем тянуть моего сына в свою постель без кольца на пальце. Мы не благотворительная организация. Вы уже давно оказались бы на улице, если бы не доброта моей жены. Мне нужно беречь свою репутацию. Я вижу, как женщины являются в этот дом и исчезают глубокой ночью. Знаю, зачем они приходят сюда – они просят, чтобы ваша мать вызвала у них выкидыш, и некоторые люди сказали бы, что это убийство. Я больше не желаю иметь ничего общего с семейкой ведьм Джеймс, и я хочу, чтобы вы покинули нас.
С тех пор как мать Беллы стала повитухой, женщины умоляли ее помочь им избавиться от детей, которых не хотели или не могли себе позволить. Как правило, она отказывалась, но порой, в чрезвычайных обстоятельствах, соглашалась на это. Белла вспомнила одну женщину, носившую ребенка не от своего мужа. Женщина сообщила Тессе, что ее изнасиловал солдат, и мать, проведя осмотр, увидела, что внутри у нее все разорвано. Женщина сказала Тессе, что, если та не поможет ей, она покончит с собой – это при условии, что муж сам не убьет ее раньше, оставив пятерых детей без матери.
– Илай хотел, чтобы Дом викария принадлежал Альфи, мистер Хилтон. Если вы позволите нам остаться до окончания суда, я съеду без борьбы. – Голос Беллы дрожал, она вытирала слезы, сердце разрывалось от необходимости умолять, но она понимала, что это единственный шанс выжить для нее и Альфи. – Вы больше никогда меня не увидите. Пожалуйста, сэр, это то, чего хотел бы Илай.
Возникла долгая пауза, пока Уилфред Хилтон обдумывал ее предложение.
– Вы должны дать слово и поклясться жизнью своего сына, что у вас не будет никаких посетителей.
– Даю вам слово.
– И я больше никогда вас не увижу? – процедил он, гневно глядя на нее. Белла кивнула, заставляя себя поднять голову. – Ладно, у вас есть время до вынесения приговора. А после этого я не желаю видеть вас в Кингстоне, мисс Джеймс.
Его слова отняли у Беллы последние силы, и она опустилась на скамейку, чтобы не упасть. Уилфред Хилтон полностью вычеркнул их из своей жизни, забрал дом, безопасность, свободу. Потому что Илай погиб.
Белла смотрела, как он уезжает, и жалела, что не может заставить себя перестать дышать, чтобы все это исчезло. Она задерживала дыхание так долго, как только могла, пока не почувствовала, что ее легкие вот-вот разорвутся, а затем издала пронзительный гортанный крик.
Пошел снег, но Белла все еще сидела там, не в силах пошевелиться. Она больше не ощущала своих рук, лица или какой-либо другой части тела. Вскоре Белла перестала дрожать, и все, что она слышала, это пение матери, собиравшей травы в саду. Белла видела себя ребенком, сидевшим в высокой траве, в то время как мать трудилась поблизости, ухаживая за помидорами, фасолью и шпинатом.
– Мамочка, ты простудишься, – раздался голос Альфи. – Вставай, мама, пойдем в дом, сядем у огня. – Теплые ладошки сына коснулись ее рук. – Не плачь, мамочка. Тут слишком холодно, твои слезы замерзнут.
Но Белла не могла встать. Дыхание стало прерывистым, сердцебиение в груди замедлилось.
– Мамочка, проснись! Как же я без тебя! – крикнул Альфи, и Белла резко очнулась. Она медленно села и огляделась в поисках сына, но рядом никого не было. На дрожащих ногах она встала и вернулась в дом, где спал Альфи, и подбросила немного хвороста в огонь.
Наблюдая за ровным дыханием сына, Белла начала оттаивать, ее отчаяние переросло в ярость. Она нашла в кладовке немного крекеров и меда и поела. Затем взяла ведро с водой, висевшее над огнем, и двинулась вверх по лестнице в спальню матери. Там Белла взяла старую простыню и тщательно смыла кровь, засохшую между ног. Свою окровавленную одежду она завернула в простыню, надела юбку матери, джемпер и черные сапоги, накинув на плечи одну из ее шалей.
Белла оглядела комнату, чувствуя, как материнская любовь окутывает ее защитным коконом, наполняя силой и решимостью. Она спустилась по скрипучим деревянным ступенькам, мимо потайной комнатки, в которой недавно прятался Альфи. Наклонилась к корзине с садовыми инструментами, взяла оттуда совок, сгребла в охапку окровавленные одеяла и щелкнула замком входной двери.
Солнце пригревало, рассвет нового дня придавал ей сил. Белла медленно приблизилась к уголку сада, где росли разные травы. Она знала, что почва там мягче благодаря постоянным заботам матери. Белла опустилась на колени и стала копать, поглядывая на живую изгородь и беладонну, скрытую в ее листве.
Глава десятая
Ванесса
Канун Нового 1970 года
Ванесса поднялась по ступенькам и просунула голову в люк, поводя лучом фонарика по сторонам. Домик на дереве был пуст. Одеяла, подушки и обертки от конфет валялись на полу. Пока она пятилась по лестнице обратно вниз, беспокойство охватывало ее все сильнее.
– Элис, где ты? – крикнула она, прислушиваясь к вечерним звукам. В отдалении играл пианист.
Когда Ванесса направилась к дому, ворота открылись, и на подъездную дорожку въехал «Роллс-Ройс». Прием начинался, гости прибывали, а она даже не переоделась. Элис наверняка где-то в доме, иного объяснения нет.
Быстро шагая, Ванесса поспешила обратно через парадную дверь, не обращая внимания на суетившийся вокруг обслуживающий персонал, скинула сапоги, поднялась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и бросилась в спальню дочери.
– Элис? Дорогая, ты здесь?
Мурашки пробежали по ее рукам, пока она стояла, глядя на беспорядок в спальне Элис. Ей становилось все тревожнее. Ванесса повернулась, побежала в свою спальню и сняла бархатное платье с вешалки. За то время, которое ей потребовалось, чтобы застегнуть платье, обернуть боа из перьев вокруг шеи и надеть серьги, ее раздражение сменилось глубокой озабоченностью. Ричард появился в дверях, все еще злой из-за выпавших на его долю тяжелых испытаний – починки иллюминации вдоль подъездной дорожки, общего беспорядка после снежной бури, – и начал рыться вокруг, роняя предметы. Ванесса вздрагивала при каждом его резком движении.
