– Как раз этого я не думаю, Тосиро, но сейчас мы выясняем, насколько ты умен и где тебя учили. К твоему сведению, мы послали твой портрет во все учебные заведения, какие только существуют в Дании.
Он опять стал смеяться.
– Их много, – сказал парень. – Но послушай меня. Я немного потяну с убийством матери, потому что, как я погляжу, вас очень занимает то, что она все еще жива. Так что можете поупражняться еще немного, применяя методы полицейской психологии.
«Он сказал „занимает“, так? – подумала Роза. – Парень совсем потерял рассудок».
– Супер, – сказал Гордон. – Продолжим игру.
– Что еще вы знаете обо мне?
Гордон посмотрел на Маркуса Якобсена, который сидел, стиснув зубы. Он тоже, судя по всему, был уверен, что они имеют дело с безумцем и это может самым неприятным образом отразиться на судьбе отдела, если все пойдет наперекосяк.
Маркус кивнул.
– Ладно, Тосиро. Кроме твоего возраста, и внешности, и места, где ты купил одноразовые карты, мы знаем, что ты живешь в окрестностях Копенгагена, очевидно, в очаровательном маленьком домике, а может быть, даже в большом. Мы, конечно, найдем тебя, Тосиро, но окажи самому себе услугу. Подумай над тем, что только что сказал начальник отдела. Ты получишь место в лечебном учреждении и значительно более приемлемые условия.
Вмешалась Роза.
– А кроме того, избежишь многократных изнасилований, неизбежных при твоей чарующей внешности, – сурово сказала она.
Голос парня вдруг зазвенел:
– Пусть так, а ты уверена, что я хочу этого избежать?
– Тосиро, – очень мягко сказал Гордон. – Я обещаю, что приговор будет щадящим, если ты расскажешь мне, кто ты. В противном случае тебе не позавидуешь. Мы трудимся днем и ночью, неустанно, ты это должен знать.
– Хорошо! Я говорю вам perseverando, спасибо за сегодняшний день. – Раздался щелчок, и связь прервалась.
Маркус Якобсен посмотрел на присутствующих поверх своих очков для чтения, вид у него был несколько ошарашенный.
– Его состояние хуже, чем я думал, – сказал Маркус. – Пришлите мне запись, я все-таки отправлю ее в службу безопасности полиции. Нужно воевать на всех фронтах, иначе через пару дней нам придется разбираться с массовыми убийствами.
Роза взглянула на Гордона.
– Дай-ка послушать еще раз его последнее предложение.
Тот отмотал запись на двадцать секунд назад.
Когда прозвучало нужное слово, Роза взмахнула рукой.
– Он сказал «preseverando»? Поставь еще раз.
Все трое стали внимательно слушать.
– Нет, «perseverando», – сказал Маркус. – Что это?
Роза стала гуглить в интернете.
– В переводе это значит «быть упорным», тут так написано.
И вдруг она замерла.
– А парнишка-то проговорился – вот что мне кажется. – Роза усмехнулась. – Потому что «perseverando» – это девиз школы-интерната около озера Багсвэр. Смотрите сами.
Все прильнули к монитору.
39
Галиб
Когда Галиб присоединился к группе джихадистов датского палестинца Ясера Шехаде, он сделал это, чтобы живым выбраться из Сирии. Он многие годы состоял в американском списке приговоренных к смерти и мог с гордостью сказать, что оснований для этого было предостаточно, потому что его жестокость и беспощадное отношение ко всем, кто вставал у него на пути, были зафиксированы почти во всех регионах Сирии, где бушевала война.
Впервые Галиб встретился с Шехаде несколькими годами раньше в пропыленном тренировочном лагере в нескольких сотнях километров от Исламабада, столицы Пакистана. Среди сотен джихадистов всех национальностей, с которыми столкнулся Галиб, у Шехаде, как показалось Галибу, имелся наибольший потенциал. Он был не только умен, но и излучал брутальность, притом что лицо у него было кукольное, с большими, внушающими доверие глазами и улыбкой, которая в более цивилизованных широтах могла бы подарить ему карьеру в киномире и бесконечные победы над женщинами. Короче говоря, Шехаде был изощренной машиной для убийства, под приятной внешностью тая жестокость и беспощадность. К тому же он пожил в Дании, что тоже было интересно.
В их взаимоотношениях Галиб был стратегом. Многолетняя борьба с властями Ирака после падения Саддама закалила его и наделила необходимым опытом. Он жил как кочевник, не спал в одном месте больше нескольких ночей подряд и уничтожал за собой любые следы, несмотря на все потери, которые неминуемо бывали при такой жизни. Галиб был идеальным участником необъявленных войн, и такой образ его вполне устраивал. В одном случае это был коротко стриженный, хорошо выбритый мужчина с затушеванными шрамами в нижней части лица, который мог вращаться в среде коалиционных сил, в приличном западноевропейском прикиде; в другом случае он выступал на поле боя как дикарь в окровавленной одежде, с безумным взглядом.
Он никогда не шел на лишний риск. Но у него была одна слабость, которая управляла им более, чем все другое, и это была никогда не исчезавшая жажда мести. С тех пор как Заид аль-Асади больше пятнадцати лет тому назад изуродовал его лицо фосфорной кислотой, главным двигателем жизни Галиба стало желание ему отомстить. Он каждый день мстил Заиду аль-Асади, терроризируя трех женщин, которых тот любил больше всего на свете. Между тем дилемма состояла в том, что месть врагу должна быть осязаемой, а возить с собой трех женщин в зоне боевых действий и наблюдать за ними все время было рискованно.
Когда летом 2018 года он встретил Шехаде во второй раз, то заключил с ним договор, что тот возьмет женщин с собой в Сирию и будет делать с ними абсолютно все, что пожелает, при единственном условии, что сохранит им жизнь, чтобы Галиб мог позже их забрать.
Шехаде согласился. За эту услугу он получил в подчинение группу джихадистов, которые должны были действовать в таком районе Сирии, где риск быть убитым сравнительно невелик и где можно заработать почет и уважение.
Галиб был с ним на связи, так что всегда мог убедиться, что женщины еще живы, при этом все силы он бросил на то, чтобы найти этого аль-Асади. Многочисленные попытки через суннитов в Дании отыскать Заида аль-Асади не дали результата, и Галиб со временем пришел к выводу, что того вообще нет в Дании. Он покопался в его прошлом и через несколько месяцев нашел пожилую пару в Фаллудже, которая под угрозой приставленного к виску пистолета рассказала о бегстве семьи от режима Саддама. Это были их последние в жизни слова.
В тот день, когда Галиб добрался до разбитого бомбами белого дома в юго-западной части Сирии, где семья Заида аль-Асади, как выяснилось, жила до переезда в Данию, Галиб встал на колени и поблагодарил Аллаха за милость, которая привела его сюда.
В саду кое-где виднелась зелень, у обочины жевала траву привязанная коза, но, кроме этого, не было больше ничего, и трудно было понять, как можно жить в этом доме, который в более мирное время выглядел жемчужиной округи.
