– Вы подумали о нашем последнем разговоре, мэтр?
– Да, ваша честь, но боюсь вас разочаровать. Чтобы понять причины, толкнувшие Виржиля Солала на известные действия, мы должны выявить проблемы политической системы, которые не оставили ему выбора. Поэтому сегодня я обвиняю наше государство.
Аттал ни секунды не собирался менять выверенную до миллиметра линию обороны. Он просто выигрывал время. Это придало делу «Гринвара» дополнительную огласку, но не только. План сложнее, и сегодня спектакль пройдет как в суде, так и за его пределами.
Столкнувшись с упрямством Аттала, председатель помрачнел. Но утешил себя мыслью, что по крайней мере на этот раз молодой адвокат не станет расстреливать Правосудие. Усталым жестом он предложил защите взять слово.
Как и накануне, Аттал спокойно обвел взглядом присяжных, помолчал и неторопливо заговорил:
– Тревожно видеть, что суд так обеспокоило заявление о нападках на государство. Однако мне кажется, что крупный начальник не был бы особо щепетилен в отношении своих сотрудников. А речь идет именно о такой ситуации. Министры и президенты, прошлые, настоящие и будущие, являются, скажем прямо, простыми служащими. Избирая президента, мы нанимаем главу государства, а также его команду. Мы платим им высокие зарплаты, оплачиваем их машины, водителей, охранников, телефоны, компьютеры, поездки, самолеты, служебные помещения, секретарей, атташе, питание, расходы и так далее. Мы дали им власть и средства представлять и защищать нас, они взяли на себя эту ответственность, и именно она является их долгом. Мы всегда были убеждены, что правительство решит все проблемы. Слепо верили ему, как дети, мирно уснувшие на заднем сиденье родительской машины, даже если та несется на огромной скорости. Но сегодня мы проснулись, мы смотрим на них и задаем себе вопрос: справятся ли они со своей задачей перед лицом величайшей опасности в истории человечества?
Журналисты в своей ложе зашептались. Они сидели, уткнувшись в мобильники, и, казалось, метались между речью адвоката и телефонами, что очень раздражало председателя суда, которому и так хватало мучений. Отвлекающий журналистов объект был в нескольких сотнях километров от Дворца правосудия, там, где находился «Грюнеркриг», немецкое отделение «Гринвара». Утром в миллионах домов Берлина из кранов полилась кроваво-красная вода, что вызвало всеобщую панику. «День зеро – это день, когда из кранов больше не вытечет ни капли. Это то, что уже переживает более четверти человечества. Добро пожаловать в будущее!» – написали представители «Грюнеркриг» в социальных сетях.
Немецкие водоочистные сооружения закрыли, на месте работали сотрудники министерства по охране окружающей среды, которые позже сделают вывод, что был использован безвредный пищевой краситель. Но зло свершилось, сомнение было посеяно, и людское сознание слегка пробудилось.
Если в Интернете за делом Виржиля Солала следили сотни миллионов пользователей, то его воины, готовые к действиям, составляли не менее внушительную армию по всему миру. Единомышленники Солала, как сочувствующие, так и радикалы, были везде, во всех социальных слоях, в администрации и государственных службах, в небоскребах и на фермах, в городах и селах.
В зале Вольтера журналисты запостили сообщения о странном совпадении этой акции с судом над Виржилем Солалом, после чего сосредоточили внимание на суде.
А поскольку это не было совпадением, по их волнению Фабьен Аттал понял, что первый акт поддержки Солала в Европе состоялся. Солал предупредил, что день будет насыщен событиями, и сдержанная улыбка Виржиля, находящегося в застекленном боксе для подсудимых, говорила о том, что даже в неволе он не утратил своей силы.
Адвокат снова заговорил и отчетливо повторил последний вопрос, чтобы подчеркнуть важность каждого слова:
– Справляется ли наше правительство с поставленной задачей? Конечно, я могу представить, что перед лицом такой колоссальной миссии у чиновников кружится голова. Так как восемьдесят процентов дохода страна получает благодаря природному топливу, экономика и экология тесно связаны. Поэтому необходимо пересмотреть саму суть этой экономики – ведь что будет, когда мы разрушим все вокруг? Что произойдет, когда полмира начнет искать убежище у нашего порога, когда ресурсы иссякнут и новыми миллиардерами станут продавцы воды, воздуха и строители стен для защиты границ? Почему, зная о возможности такого развития событий, государство до сих пор защищает эту грязную, однобокую и противоречивую экономику?
– Кого вообще мы тут судим? – запротестовал один из адвокатов истцов, чтобы напомнить залу о своем присутствии. – Правосудие, государство или Виржиля Солала?
– Мне кажется, уважаемый коллега, что, прежде чем судить убийцу, нужно знать обстоятельства дела. Действия «Гринвара» направлены на защиту окружающей среды, а ее тормозит экономика. Потому что наша экономика не работает. Вернее, отлично работает для небольшой группы людей. Во Франции у семи миллиардеров состояние больше, чем у трети самых бедных французов
[81]. Таким образом, с экономической точки зрения эти семь человек стоят столько же, сколько двадцать три миллиона граждан. Это крах не только знаменитой «экономики просачивания благ», но и крах морали, братства и равенства. Крах для нас с вами, но успех для тех крупных предпринимателей, которые считают разговоры о глобальном потеплении надуманными и уверяют, что стабильность дивидендов – единственное, что интересует их акционеров
[82]. И наш беспомощный политический аппарат – всего лишь доверенное лицо власть имущих. Экология – это не тема для беседы, это то, что должно лечь в основу будущих законов. Однако «зеленые законы» отклоняют, вносят поправки, лишают смысла в угоду крупнейшим игрокам Парижской фондовой биржи, которые вечно угрожают уйти из страны. Что это, как не терроризм? Терроризм финансовый? Нашей политике экологического перехода катастрофически не хватает напора, и, даже если бы он был, европейские государства давно потеряли рычаги власти. «Что-то не так с капитализмом, который все больше ориентируется на нескольких людей», «Это капитализм, сошедший с ума», «Кризис, который мы переживаем, может привести к войне и упадку экономики», – заявил наш президент в Женеве. И это все, что он мог сделать. Сказать об этом и выразить сожаление, возможно даже искреннее. Он просто расписался в собственном бессилии!
