Фемистокл помолчал, собираясь сказать то, о чем они, возможно, догадывались, но что все равно могло поразить их в сравнении.
– Персы могут выставить на поле боя по меньшей мере в пять раз больше людей. По некоторым данным, их полмиллиона. – Он переждал ропот недоверия и смятения. – Не все они полностью вооруженные воины, не все будут опытны, но их так много, что нам придется туго.
По выражению лиц было понятно, что вдаваться в дальнейшие подробности нет нужды.
Эти люди знали ставки не хуже его самого.
Со своего места поднялся мегаранец, невысокий воин с коротко подстриженной черной бородой. На вид ему было около тридцати, в самом расцвете сил.
– Как мы можем противостоять такому войску?
– Не знаю, сможем ли мы, – ответил Фемистокл. – Знаю, что Афины будут сражаться. Мы встретим их в море, и я обещаю, что наши сто восемьдесят кораблей будут служить всей Греции. Сорок тысяч гребцов и гоплитов. Мы обучили их, и мы не будем ничего утаивать и прятать – вообще ничего. Поймите это. Мы будем таранить корабли персов и утопим каждого, кто попытается высадиться на сушу. Вот так!
Ему пришлось еще раз вмешаться, чтобы прекратить вспыхнувшие нервные разговоры. После чего он без особого желания дал слово одному из коринфян. Он не знал его лично, но репутация этого города была известна всем.
– Коринф может добавить сорок галер.
Мужчина сел, а Фемистокл удивленно моргнул. Он не собирался спрашивать о числе кораблей, но воспользовался моментом и спокойно кивнул другому, когда тот поднялся, человеку исключительного уродства, со сломанным носом, наводившим на мысль о боевой юности.
– На острове Китнос есть только одна триера, которую еще нужно заложить, – сказал он. – Но весь наш военный флот будет с вами.
На это раздался смех, хотя он затих, когда один из спартанцев встал:
– Я Эврибиад, из спартанского флота. У нас всего шестнадцать галер для патрулирования наших берегов. Это все, что нам нужно. Наши гребцы – рабы-илоты, но на каждом корабле по сорок воинов-спартиатов. Если на море будут боевые действия, мы сыграем свою роль.
Фемистокл кивнул, ожидая, что спартанец снова займет свое место.
Эврибиад не сел, и Фемистоклу пришлось сделать паузу, прежде чем вызвать представителя Аркадии.
– Я могу пообещать наши шестнадцать, – продолжил Эврибиад, – но не могу отказаться от их командования или принять командование других на войне. Таков наш кодекс. Если бы я вернулся и рассказал эфорам
[6] и царям Спарты, что отдал наш флот под командование афинянина Фемистокла, мне выделили бы нож и тихую комнату, чтобы покончить с собой.
Фемистокл колебался, быстро соображая. Как же ему не хватало Аристида! Старик мог сплести аргумент из паутины, а у Фемистокла не было слов.
– Наши корабли… – начал он. – Мы проводили маневры, которых вы не видели. Наша тактика, наши построения, наши команды – вы их не знаете. Есть тысяча деталей.
К его ужасу, Эврибиад сел. Будь это кто-нибудь другой, Фемистокл засчитал бы выигранное очко. В данном же случае у него возникло подозрение, что этот человек изложил свое предложение и не видел причин обсуждать его дальше. Фемистокл мог бы говорить целый час и не произвести на него никакого впечатления. Он уже не был уверен, что Аристид справился бы лучше.
Фемистокл прикусил губу. Он был один в этой комнате, и ему приходилось принимать важные решения, которые повлияли бы на жизнь каждого афинянина. Также верно было и то, что все, о чем он договаривался со спартанцами, могло быть отменено после выхода в море или вступления в бой. Он моргнул и закрыл глаза, зная, что именно такого рода приемы ненавистны спартанцам, считающим их проявлением низкой хитрости афинян. Время шло, и уже начались новые разговоры.
– Эврибиад, Афины принимают твое предложение возглавить флот. Мы благодарны вам. Есть ли такие, кто не согласен? Хорошо.
Спартанец склонил голову в знак признательности, хотя в этом жесте не было торжества. Выглядело это так, будто Эврибиад знал, что альтернативы нет.
Фемистокл глубоко вздохнул, успокаивая нервы, и вытер блестящий от пота лоб.
– Победа будет трудной еще по одной причине – посмотрите, сколько нас здесь. Где наши братья сегодня вечером? Я разослал послов по всей Греции, на запад, восток и север, прямо в Македонию. Вы ответили, но влияние Персии распространяется все дальше с каждым годом. Я знаю, что некоторых купили монетами и обещаниями, превратили в рабов золотых лучников.
– Все это не имеет значения, – негромко сказал Клеомброт низким, походившим на рычание голосом.
Однако шепот затих, люди поняли, кто это. Старший спартанец похлопал Эврибиада по руке и поднялся, как будто они заранее решили, что теперь его очередь. Он усмехнулся одним уголком рта, заметив, что остальные буквально смотрят на него снизу вверх.
– Фемистокл много говорил о кораблях, хотя войны никогда не выигрываются на море. Мы встретимся лицом к лицу с захватчиками на суше – и мы победим.
К удивлению Фемистокла, брат царя Спарты сел так же резко, как и встал, словно уже сказал все, что хотел, и закончил. Эти спартанцы приводили в бешенство, как будто точно знали, какая нота раздражает афинянина, и раз за разом дергали одну и ту же струну.
Фемистокл снова поднялся, на этот раз вместе с другими желающими взять слово. Но, увидев, что он тоже хочет высказаться, ему уступили. По правде говоря, люди здесь были менее враждебны, чем собрание.
– У Афин есть деревянные стены в море и гоплиты, готовые к войне. Когда персы придут, мы примем спартанское командование на поле боя. Нужно ли мне ставить это на голосование?
Клеомброт встал и, к неудовольствию Фемистокла, пожал плечами:
– Если хочешь. Вы знаете, что мы будем командовать. Мы не принимаем приказы от других греков, даже от афинян.
Собравшиеся застонали и заворчали. Клеомброт подождал, пока шум стихнет, взглядом выискивая недовольных. Он не позволит им фыркать и закатывать глаза, чтобы сохранить достоинство. В этой комнате были две великие державы, и только две. Спокойным, ровным взглядом Клеомброт бросал им вызов, заставляя принять то, что, как они знали, было правдой. Один за другим они отворачивались или опускали головы. Как стая собак, они признали волка своим вожаком. Это было удивительно, и Фемистокл задавался вопросом, сработает ли такое на Пниксе.
– Я даю тебе клятву, – сказал Клеомброт, глядя через комнату на Фемистокла. – Ты ведь этого хотел? Я говорю от имени моего брата, царя Леонида. Если придут персы, мы выступим им навстречу на поле боя. Пять тысяч воинов-спартиатов, пять тысяч меньших… и наши илоты. Будет хороший день.
Фемистокл собрался было ответить, но спартанец уже направился к выходу, трое его товарищей последовали за ним. Брат царя Леонида лишь коротко взглянул на марафономаха, и его губы тронула усмешка.
