Он пригладил ладонью волосы; после стольких дней в море более светлые пряди стали золотистыми.
– Нельзя рассчитывать, что они не выдержат. Тяжелее всего придется тем, кто трудится внизу. Все, что они знают, это работа весел. Мы отдаем приказы и устанавливаем скорость. Они должны соответствовать этому – пусть даже мышцы горят и льется пот. Поверь мне, показатель их труда – количество воды, которую они выпивают… – сказал Фемистокл и кивнул триерарху. – На полскорости. Пусть рулевые приготовятся к повороту.
Ксантипп обратил внимание, что Фемистокл старается говорить напрямую с триерархом корабля, поддерживая его власть над командой. Приказ был без промедления передан келейсту.
– Тогда какую роль играет наш спартанский наварх? – спросил Ксантипп.
– Эврибиад? – фыркнул Фемистокл. – У него шестнадцать спартанских военных кораблей, это его роль! Мне пришлось согласиться позволить ему возглавить флот, иначе мы потеряли бы силу Спарты не только на море, но и на суше. Я приму его приказы, если они будут верны. И не приму, если они ошибочны.
Заметив, что Ксантипп нахмурился, он прибавил:
– Да, не идеальное решение, но они нам нужны. Даже я не хотел бы встретиться лицом к лицу с персидской армией без Спарты. – Фемистокл выдохнул и покачал головой. – Правда в том, что они приближаются. У нас есть наблюдатели вдоль фракийского побережья. Слава Посейдону, персы не великие моряки! Они боятся больших волн, подводных скал и летних штормов, – правда, и воды эти им незнакомы. Обычно они ползут вдоль побережья и всегда равняются на сухопутную армию, как дети, которым страшно действовать самостоятельно.
Он потер лицо, и Ксантипп понял, как ужасно устал Фемистокл. Когда этот человек спал в последний раз?
– Мы не знаем, когда они придут, – только то, что этим летом… а если нет, то в следующем году, следующей весной. Они должны прийти сейчас. Их слишком много, чтобы стоять на месте или ждать подходящего момента. Их запасы продовольствия ограниченны независимо от того, как долго они это планировали. Если слухи об их армии верны, возможно, половина из них умрет с голоду и избавит нас от необходимости убивать их. Или шторм отправит их корабли в холодные пески под нами. Мы можем молиться о таких вещах, но, в конце концов, они начали вторжение и не могут остановиться, не сейчас. Они валятся – и они ударят по нам. Наш флот встретится с их флотом, и мы решим будущее Афин и Греции. Да что такое Греция без нас? Вот почему я вызвал тебя. – Фемистокл усмехнулся. – Вот почему ты снова оставил жену и детей, чтобы стоять со мной на этой палубе. Есть кое-что в жизни, что стоит больше, чем наша жизнь. Ты это знаешь.
– Знаю, – негромко сказал Ксантипп.
Флот снова догнал их, но ощущение прежнего неукротимого восторга уже не вернулось.
Глава 35
Еда на борту спартанского корабля в тот вечер оказалась скверной, как и предупреждал Фемистокл. Ксантипп и еще с десяток человек ели молча; из-за стола он поднялся голодным.
Корабли стояли на якоре, высоко в небе сияла луна, и все вокруг выглядело тихо и мирно. Ничто не указывало на приближение огромного персидского военного флота, несущего смерть и разрушения. Сами персы в эту ночь, скорее всего, тоже отдыхали. По крайней мере, он надеялся на это.
Гребцы спали, завернувшись в накидки, как куколки мотыльков в темноте, а Ксантипп прогуливался по длинной палубе со спартанским навархом. Вино к трапезе не предлагали, поэтому он удивился, когда Эврибиад достал мех, вытащил зубами затычку и протянул мех гостю. Вино оказалось кислым и крепким. Ксантипп невольно поморщился, когда выпил, и вернул мех спартанцу.
– Хотел спросить, почему тебя изгнали, – сказал Эврибиад и, посмотрев на море, сделал добрый глоток.
– Разве Фемистокл не объяснил? – удивился Ксантипп.
– Он сказал, что у вас в Афинах действует какая-то система, по которой любого человека могут выслать без всякой уважительной причины. Он поклялся, что это правда, хотя мне казалось, дело обстоит немного по-другому.
– Так мы защищаем себя от тиранов, – объяснил Ксантипп. – Хотя я им не был. Но я должен доверять людям – и богам. В мире нет другого авторитета.
– Есть насилие. – Эврибиад вытащил из-за пояса нож – с изогнутым клинком весьма зловещего вида, и металл блеснул в лунном свете. – Если я сейчас приставлю этот нож к твоему горлу, разве ты не повторишь то, что я тебе скажу? Вот и авторитет.
Ксантипп стоял неподвижно, оценивая наварха.
– В том, что ты говоришь, есть доля правды… Но даже спартанец спит. Невозможно держать в рабстве целый народ. Рано или поздно люди восстанут.
Эврибиад усмехнулся:
– Илоты в Спарте живут рабами сотни лет. Их дети рождаются рабами, их внуки точно так же служат Спарте. Поверь мне, когда я говорю, что власть может быть абсолютной.
Ксантипп не сводил с него глаз, а Эврибиад убрал нож и снова выпил вина. Фемистокл утверждал, что им жизненно нужен этот спартанец с его кораблями, командами и армией на суше. Ксантиппу отчаянно хотелось возразить, защитить афинскую конституцию. Но он не мог, потому что находился на спартанском военном корабле и война с каждым днем подходила все ближе.
– Я афинянин, наварх, – сказал он. – Меня отправили в изгнание, и я покорился. Меня позвали домой – и я вернулся. Я отдаю свою жизнь за Афины – и буду повиноваться закону.
– Вот. В этом вся суть. Это все, о чем я хотел спросить! – сказал Эврибиад.
Он вернул мех, и Ксантипп снова выпил, хотя напиток показался ему более кислым, чем раньше.
Возвратившись на свой корабль, Ксантипп ощутил навалившуюся усталость. Он поднялся по веревочной лестнице и назвался окликнувшему его часовому.
Завернувшись в плотный гиматий, он лег вместе с десятками спящих на открытой палубе. Немного бодрости добавили смотревшие на него сверху звезды. Флот провел день в маневрах, отрабатывая разные построения и приемы, от простых поворотов до атак широким фронтом с защитой флангов друг друга. Тактику Ксантипп понимал достаточно хорошо. В фаланге гоплит держит щит, чтобы защитить стоящего рядом с ним, и доверяет жизнь другому, тому, кто делает то же самое для него.
Сон манил, а затем отступал, уплывая все дальше. Ксантипп беспокоился, что из-за его невежества могут погибнуть люди. Когда заурчало в животе, он молча проклял спартанскую еду, а заодно и Фемистокла, почему-то предположившему, что он знает, как вести войну на море. Даже простые вещи были в новинку. Днем он видел, как люди опорожняли кишечник на корме, нависая голым задом над бурлящей водой. Гребцы подмывались левой рукой, черпая из ведра морскую воду. Некоторые использовали нешлифованные камни, кое-кто старые тряпки, которые стирали и сушили, храня как драгоценную роскошь. В море не было уединения; это он уже понял.
Корабль покачивался на якоре в тихих водах, и это давало чувство покоя. На следующий день триера должна была перейти под командование Ксантиппа – Фемистокл не хотел выглядеть дураком на своем первом корабле. Это и было целью посвящения. Корабль заскрипел, как будто подавая собственный голос, и настроение почти необъяснимо поднялось. Афинам угрожала мощь всей Персии, но он, Ксантипп, вернулся! Он снова был в самом сердце жизни.
