Она снова посмотрела на него, приподняв одну бровь. Красивая женщина. Но слишком много хлопот. Ксеркс предпочитал более сговорчивых, с которыми меньше вероятность получить ножом в глаз. По слухам, именно так она поступила с неверным любовником. Он заморгал при этой мысли, как будто в глаз попала пылинка. На ее лице промелькнула тень улыбки, и Ксеркс отвел взгляд. Самое обычное раздражение. Возможно, из-за своих титулов она неверно оценила отношения между ними, отношения господина и рабыни. Если она продолжит досаждать ему, ее всегда можно отдать охранникам – для наказания.
Ксеркс повел их в главный зал внизу. Из-за него флагман имел более широкий корпус, чем у всех остальных. Зал также разделял ряды гребцов. Перегородки были снесены, чтобы здесь могли собираться капитаны, но в помещении сохранился слабый запах сырости, а также ароматы розы, мускуса и нарцисса.
Стол был прикручен к полу болтами, чтобы не сдвинуться в бурном море. К своим местам все прошли возле бортов, а затем по его сигналу сели на приготовленные для них стулья. Всего собралось сорок человек. От мужчин пахло солью и морскими водорослями, а от Артемисии исходил какой-то незнакомый цветочный аромат. Ксеркс заметил, что она пристально наблюдает за ним, как будто оценивает. Возможно, при дворе это привело бы его в бешенство, но здесь он только выдвинул подбородок, чувствуя, как крепнет решимость.
Приветствуя гостей, Ксеркс вспомнил, что, по крайней мере, Артемисия говорит на языке его отцов. Греки, пришедшие предложить ему землю и воду, нуждались в переводчиках, которые стояли бы рядом с ними и шептали. Они всегда отставали на фразу, что раздражало царя. Никто другой не посмел бы говорить одновременно с ним.
– Прежде чем уйти, те из вас, кто не знает этого побережья, могут изучить мои карты. Мы бросили якорь у острова Скиатос. На западе есть пролив со спокойной водой, который ведет вглубь страны, затем поворачивает на юг, мимо Марафона, вокруг мыса и дальше к Афинам. Мардоний? Доложи об успехах нашей армии.
Полководец поднялся, и все остальные – как греки, так и персы – повернулись к нему.
– Впереди нас ждет горный хребет, достичь которого мы должны к завтрашнему полудню. Мы пройдем его после еще одного перехода – когда вы будете идти на запад по проливу. К тому времени, когда вы повернете на юг, мы должны быть на месте. Сейчас мы ищем местных разведчиков, которые знали бы местность.
– Можем мы взглянуть на карту? – спросил один капитан.
К неудовольствию Ксеркса, мужчина говорил по-гречески, но слуги тем не менее отозвались на его просьбу. Царь заставил себя вспомнить отца. Какую бы ненависть он ни испытывал к грекам, ее нужно подавить, когда дело касается тех, кто просит о покровительстве. Большинство из них все еще прятались от него, дрожа в своих городах и надеясь пережить страшное вторжение. По крайней мере, эти люди – и одна царица – пришли служить ему! Ксеркс принял землю и воду из рук самой Артемисии, хотя ее корабли были лучшим подтверждением клятвы. Он снова взглянул на нее, – интересно, она моложе его? На ее лице проступил легкий румянец, как у любой молодой женщины, но глаза она накрасила, так что определить было трудно.
Ксеркс отвернулся, когда группа склонилась над картой, с благоговением рассматривая то, что стоило больше всего золота, которое они могли увидеть за всю свою жизнь. Карта была результатом многолетнего труда опытных картографов и моряков, которые проходили вдоль побережья и отмечали каждый остров и пресный источник. Только внутренняя часть была пуста или обозначена несколькими нечеткими линиями. Его отец заказал эту карту за огромные деньги еще до Марафона.
– Вот пролив – и маршрут, по которому мы пойдем, – подтвердил Ксеркс, проводя пальцем по карте так далеко, как только мог дотянуться.
Папирус занял всю длину стола, прижатый по углам свинцовыми грузилами, взятыми из ящика его слугами. Казалось, что люди стоят над миром, как боги.
Наслаждаясь этим ощущением, а также восхищенным шепотом собравшихся капитанов, царь кивнул Мардонию:
– Как только перевалишь через горы, мы повернем на юг и будем идти в ногу с тобой. Ты доберешься до Афин, пока я поведу флот вокруг южной оконечности.
– А что с их флотом? – спросила Артемисия. – Афины не позволят нам пройти просто так. У них будут военные корабли. Никто не знает, сколько их.
– У нас есть еще, Артемисия, – улыбнулся Ксеркс. – Я не боюсь их кораблей.
Он заметил, что ответ не успокоил ее. Женщина указала на гряду холмов, пересечь которые должен был Мардоний, чтобы не отстать от флота.
– И это… На карте они не выглядят такими уж высокими. Я видела их в детстве, когда путешествовала с отцом.
– Ты действительно знаешь их? – спросил Мардоний, опередив Ксеркса.
Все мужчины за столом повернулись к ней, и Артемисия повела плечом:
– Я видела их только один раз, когда была маленькой девочкой. Мне они запомнились как скалы… слишком высокие, чтобы на них взобраться. – Она нахмурилась, вспоминая. – Я видела, как местами из-под земли там поднимался пар. Мой отец назвал перевал на побережье…
– Значит, проход есть? – снова спросил Мардоний. – Проход для армии?
Полководец заметно приободрился.
– Да. Склоны отвесные, но до самого моря горы не доходят. Там есть узкая полоска… Камнепад и песок… – Она вскинула голову, вспомнив слово. – Фермопилы. Так называется проход.
– Я пройду по нему, – внезапно заявил Ксеркс. – В честь моего отца я ступлю на греческую землю.
Он заметил, что Мардоний удивленно моргнул, но промолчал, обдумывая ответ. Прежде чем он успел выдать какое-либо возражение, Ксеркс продолжил:
– У флота хорошие командующие. Мое присутствие здесь не жизненно важно. Мардоний говорит, что эти горы – последнее большое препятствие перед равниной, ведущей к Платее и Афинам – двум городам, которые послали людей к Марафону. Я бы предпочел увидеть, как они горят, чем оставаться с флотом.
Он не стал добавлять, что при мысли о ночлеге на твердой земле испытал почти болезненное желание.
Мардоний, ограниченный теснотой помещения, лишь склонил голову и сказал:
– Это было бы для нас огромной честью, великий царь.
Ксеркс еще раз взглянул на галикарнасскую царицу. Артемисия закусила губу, уставившись на карту и погрузившись в воспоминания.
Довольный принятым решением, Ксеркс обратился к собравшимся:
– Передайте всем: с этого момента – боевая готовность.
Глава 42
Триера с шумом рассекала волны. Ксантипп стоял на носу и, подавшись вперед, поглядывал по сторонам. Он испросил у Фемистокла разрешения отправиться на разведку с двумя другими кораблями, и теперь вся троица скользила по темно-синим водам. Эпикл стоял рядом с ним с другой стороны, обхватив рукой высокую резную балку. Фигура Афины смотрела вместе с ними, отведя руки назад, как будто ей тоже нужно было держаться. Внизу бронзовый таран врезался в волны, с которых слетала белая пена. Хотя никто не произнес ни слова, на лицах читалось радостное возбуждение.
