Флот убрал паруса, взялся за весла, и Фемистокл почувствовал, как возросла скорость. Спартанцы вырвались вперед, поравнявшись с группой из трех кораблей Ксантиппа. Для встречи с врагом имело смысл выстроиться в линию. Присмотревшись, Фемистокл увидел, что спартанцы игнорируют три галеры-разведчика и проходят мимо, как будто афиняне слишком медлительны.
– Ох уж эти греки с их играми, – пробормотал он. – Что ж, тогда вперед, мои спартанские леопарды. Разорвите их.
На корабле Ксантиппа подняли красно-синий флаг, и Фемистокл махнул рукой сигнальщику, ожидающему приказа. Пока он говорил, мальчишка быстро кивал – то ли был простодушен, то ли нервничал, общаясь с первым человеком Афин. Выслушав, он помчался на корму, и через несколько мгновений ветер подхватил тот же самый флаг. Теперь весь флот перестраивался по-новому. Фемистокл подумал о наступающей фаланге и пробормотал короткие молитвы Аресу и Посейдону, прося их о помощи.
Наблюдая за тем, как ловко, в несколько гребков, делают поворот проходящие за мыс корабли, Фемистокл мысленно благословил Ксантиппа. Если бы он не вернулся домой из изгнания, они потеряли бы несколько судов. Он также похвалил себя за мудрость, проявленную при возвращении Ксантиппа и Аристида в Афины. Возможно, со временем за это придется расплачиваться, но сейчас они действительно были ему нужны.
Мыс остался позади. Все корабли Спарты, Афин, Коринфа и других союзников вытянулись в линию и устремились к вражескому флоту, который, казалось, заполнил море от края до края.
Фемистокл с усилием сглотнул.
– Абордажным командам приготовиться! – проревел он через плечо.
Приказ повторил триерарх, за триерархом – келейст. Фемистокл услышал звон снаряжения и оружия – это гоплиты поспешили на палубу. Вообще-то, они и без приказа собрались при первом же предупреждении. На некоторых кораблях еще трубили, что было лишним. Фемистокл хотел, чтобы сигналы прекратились. Звук был печальный, а все уже знали, где враг. Все знали, что нужно делать.
– Гребцам приготовиться! – бросил Фемистокл. – Приготовиться, келейст!
От ветра перехватывало дыхание, хотя он знал, что это просто нервы. Каждый приказ должен быть четким и ясным, исключающим любое неправильное толкование. Он надеялся, что именно здесь проявится тренированность экипажей, и еще раз поблагодарил Афину за Ксантиппа. Чтобы разбить корпус вражеского корабля, а затем сманеврировать и отойти, требовался точный расчет и четкое исполнение. Приказы передавались ста восьмидесяти гребцам в трюме – и там, среди пота и летящих брызг, исполнялись. Стоит только сбиться с ритма, зацепиться веслами, и корабль станет так же уязвим и беспомощен, как детская деревянная игрушка.
Сорок галер образовали афинскую линию, в центре которой находился Фемистокл. В шеренге их было столько, сколько помещалось без риска сесть на мель или столкнуться с соседом. Он увидел, как около шести триер отступили в следующий ряд, переоценив морское пространство. Такой маневр был невозможен под парусами, но с развернутыми веслами и умелыми рулевыми им действительно удалось выстроить шеренгу почти такую же плотную, как фаланга.
Между тем впереди шестнадцать спартанцев без малейших колебаний приближались к врагу. Нет, девятнадцать, с внезапной свирепой усмешкой поправил себя Фемистокл. Ксантипп заставил свою тройку разогнаться до более высокой скорости, подстраиваясь под темп Эврибиада с таким расчетом, чтобы спартанцы не заняли первое место в одиночку.
Фемистокл хохотнул. Что ж, Афины тоже встретят персов первой кровью и треском дерева. Смешок оборвался в горле, и он вздрогнул, сказав себе, что это морской ветер. Ему показалось, что дальше, в глубине, персидские корабли поворачивают. Зрение его не подводило, но он все равно подозвал сигнальщика и велел описать все, что тот видит. Глаза у юного афинянина расширились от оказанной ему чести, и он заговорил – предельно ясно, перечисляя сотни деталей, отвечая по возможности на вопросы и ничего толком не понимая.
Фемистокл знал, что в морском сражении первое испытание проходит мужество капитанов. Они с Ксантиппом обучали людей как могли, хотя спартанцы относились к этому с презрением, говоря, что прекрасно знают, как подступиться к врагу, и не будут брать уроки у афинян. Тем не менее Ксантипп побеседовал со спартанскими капитанами, и они слушали его, отставив гордость, по крайней мере, когда Эврибиада не было рядом.
Боевые галеры шли нос к носу и таран к тарану. В самой идеальной линии соседние триеры, случалось, проходили на абордажном расстоянии одна от другой и даже терлись бортами. Опасность в таких ситуациях грозила прежде всего гребцам. Фемистокл сцепил пальцы за спиной, представив, как ломают кости людей вырвавшиеся из рук крепкие деревянные весла.
На маневрах произошел несчастный случай. Столкнулись два корабля, и несколько афинян мгновенно стали калеками. Результат видели все: с десяток мертвых и получивших переломы сняли с борта и отправили в порт. Урок – и предупреждение – был достаточно ясен. Одно столкновение по касательной может лишить галеру возможности двигаться, оставив ее беспомощной против удара ниже ватерлинии.
Решение заключалось в том, чтобы келейст и команды гребцов были готовы убрать весла с одного борта, как только они узнают, в какую сторону надо повернуть. Абордажные команды стояли наготове со щитами, мечами или копьями на палубе, ожидая скрежета и криков нерасторопных с обеих сторон.
Фемистокл почувствовал, что у него пересохло в горле. Наверное, во рту у Ксантиппа тоже как будто полно песка и пыли. Пожалуй, это и запомнилось лучше всего из тех ощущений, которые Фемистокл испытал на Марафоне много лет назад.
Кто-то похлопал его по ноге, и он посмотрел вниз – парнишка-сигнальщик протягивал ему мех с водой.
– Спасибо, – поблагодарил Фемистокл.
Вытащив затычку, он направил в рот струю теплой, как кровь, воды. Полегчало. Он улыбнулся, а мальчишка просиял от счастья.
Теперь, когда два флота разделяло расстояние в несколько дюжин корпусов, их скорость, казалось, возросла.
Море было спокойно, но тысячи весел с силой взбивали его в пену. Фемистокл еще раз призвал приготовиться. На нем был бледно-голубой гиматий поверх нагрудника, а шлем лежал наготове у ног. Немногие из абордажных команд носили бронзовые доспехи, которые не оставляли шансов выжить при падении в воду.
Фемистокл внезапно ощутил себя беспомощным наблюдателем, сердце которого трепещет в груди. На шее у него висела серебряная монета с изображением совы Афины, которую дала ему мать. За десятилетия он отполировал монету собственной кожей и теперь поцеловал ее, надолго прижавшись губами.
Впереди Ксантипп и спартанцы врезались в персидский флот.
Фемистокл услышал крики. Он вдруг понял, что стоит, опустив подбородок, как будто собирается выйти на бойцовский круг. Почти то же самое и вместе с тем другое. На кону его жизнь, но на этот раз он не одинок. Его люди были рядом. Они выстоят или падут вместе.
Глава 43
Персидский корабль приближался; расстояние сократилось до нескольких корпусов и продолжало сокращаться. Со стороны неприятеля уже полетели стрелы, и одна из них с глухим стуком вонзилась в палубу у ног Ксантиппа. Болезненно осознав, насколько он уязвим, Ксантипп крикнул, чтобы ему подали щит. Щит принес парень из абордажной команды, и вид рычащего льва на золотой поверхности стал небольшим утешением. Он увидел еще одну стрелу, летящую по дуге, и поднял щит, чтобы отбросить ее в сторону.
