– Я держал здесь флот, пока царь Леонид сражался, – сказал Фемистокл. – Мы дали ему надежду, как и он дал нам надежду. Теперь, когда его нет, я должен подумать обо всех тех, кто надеется на нас в своей жизни. Прими мою руку, Эврибиад. Здесь есть только один правильный выбор.
Спартанец медленно выдохнул. Если он выведет оставшиеся спартанские корабли, то лишится помощи остальных. Ему было все равно, возьмут персы Афины или нет. Город был конкурентом и занозой в боку Спарты на протяжении сотен лет. Однако он нуждался в их флоте.
Эврибиад протянул Фемистоклу руку, стиснув его ладонь в своей железной хватке. Афинянин, похоже, поддался, тем самым лишив его чувства удовлетворения.
– Очень хорошо, – сказал спартанец. – Мы спасем Афины.
Глава 50
Агариста увидела всадника, приближающегося в столбе пыли по дороге из города. Она стояла на стене поместья, глядя на восток и юг, и ее тень вытянулась в длину, потому что солнце уже начало садиться. К стене ее позвал раб Маний, почувствовавший что-то неладное. Другие всадники пронеслись мимо, опустив головы, вдыхая пыль и забивая ею легкие. Что-то происходило. Маний умел читать полет птиц в небе. Он чувствовал запах войны в ветре, и когда забеспокоился он, забеспокоилась и она.
Узнав Эпикла, Агариста ахнула. Его не должно быть здесь – он должен быть там. Он должен был быть с Ксантиппом, в море. Руки затрепетали и не слушались ее. Ксантипп не мог умереть; она бы это почувствовала. Ей бы это приснилось, и она увидела бы его в последний раз. Боги не столь жестоки, чтобы просто забрать его и не дать ей знать. Часть утра она провела, собирая цветы на лугу. Мысль о том, что она, возможно, вдохнула лепестки и познала покой, когда Ксантипп пал на поле боя, отозвалась острой болью.
В тот момент, когда Эпикл спешился, она уже почти желала, чтобы он просто пошел дальше и не заговорил с ней, чтобы все, что он знал, можно было удержать на губах и не произносить.
– Агариста, – сказал он, глядя туда, где она стояла, застывшая от страха.
Голос у него был усталый, лицо и волосы покрыты грязью, а на виске, у линии волос, виднелась кровавая царапина. Она увидела, что его левая рука покрыта синяками. Эпикл выглядел далеко не лучшим образом, неся следы войны под слоем пыли.
– Он мертв? – спросила она сдавленным и высоким голосом, так что это прозвучало как у маленькой девочки.
– Ксантипп жив, но мы не можем спасти город. Собери детей, Агариста. Призови своих домочадцев. Есть корабли, которые ждут, чтобы забрать тебя отсюда, – если ты поторопишься.
– Откройте ворота! – сказала Агариста.
Она сбежала по ступенькам и обняла Эпикла, который прошел мимо Мания и вооруженных рабов. В какой-то момент Эпикл пошатнулся, и она почувствовала, насколько он устал и грязен.
– Агариста, у нас нет времени. Персы приближаются. Пожалуйста, позови детей. Пусть рабы соберут еду и инструменты, оружие. Здесь есть повозка? Лошади?
– Да, все есть, – сказала она.
Рабы уже взялись за дело, хотя хозяйка стояла в оцепенении и замешательстве. Эпикл сообразил, что она этого не понимает.
Он взял ее руки в свои и сказал:
– Послушай меня. Персидская армия идет сюда, в Афины. У Ксантиппа в порту есть корабли, готовые забрать тебя и детей. Вы должны отправиться сейчас же, так быстро, как только сможете.
– Но… – Агариста повела рукой, заключив в этот жест поместье, построенное ее дядей, со всем богатством и влиянием ее семьи.
– Оставь это, пожалуйста, – сказал Эпикл. – Оставь все. Весь город собирается на корабли. У меня есть место для тебя и домочадцев – с Ксантиппом.
Она встряхнулась, и он выдохнул с облегчением, почувствовав, что в ней снова проступила железная воля, которая, как он знал, всегда была у нее. Кивнув, Агариста на мгновение заглянула ему в глаза и, отвернувшись, отдала первые распоряжения Манию и домашним рабам.
– Перикл! Арифрон! Елена! – позвала она во весь голос.
Услышав ответные голоса, Эпикл побежал к ним трусцой.
Ксантипп поручил ему спасти семью. Это было священное доверие, и он не подведет друга.
Ксантипп стоял на берегу в порту Пирей. Он видел вдалеке известняковый шпиль Акрополя, и ему хотелось быть там вместо того, чтобы вести тысячи людей на галеры. Воды в гавани были достаточно спокойны, хотя уже он знал о галере, перевернувшейся в проливе между материком и островом Саламин. Чувство паники охватило их всех с тех пор, как появилась основная часть греческого флота, усталые люди на веслах, которые тем не менее приступили к своим новым обязанностям и начали перевозить горожан из порта. Саламин был виден с побережья, через море. Он не был надежным убежищем, по крайней мере не больше чем на несколько дней. Но у него было одно большое преимущество перед Афинами и материком – ни один солдат не мог добраться до него пешком. Женщины, дети и рабы Афин будут избавлены от резни и грабежа мародерской армии, входящей в Афины. Это было все, что он мог тогда предложить. Какая-то холодная, застывшая часть его шептала, что это только отсрочка. Персидский царь привел с собой так много людей и кораблей, что трудно было понять, как кто-то мог сделать больше, чем просто отступить перед ними.
Подошли еще две галеры, в последний момент весла подали назад, и они ударились о каменные причалы. С галеры ожидавшим на причале людям бросили веревки, и гребцы устало легли на весла, глядя в пустоту. Ксантипп свистнул мальчикам-водоносам и отправил их на борт, как только закрепили трап.
Все больше и больше людей стекалось из города. Они несли в мешках ценные вещи, прижимая к себе пожитки так же крепко, как детей, выглядывавших из-за их ног. Некоторые вопили от страха и гнева, другие взывали к помощи богов в трудную минуту. Корабли приняли на борт столько людей, сколько смогли вместить палубы. Опасность свалиться в воду оставалась, и Ксантипп мог только молиться, чтобы они не потеряли больше никого. Несколько женщин и детей уже подобрали с перевернувшейся галеры. Остальные утонули.
Он потер лицо. В глазах туманилось от усталости, мысли путались.
Ему нужно было поспать, поесть, ощутить тишину и покой хотя бы на пару часов, прежде чем снова броситься в суматоху. Он и его команда отделились от основного флота накануне утром и вошли в состав ста шестидесяти афинских кораблей. Фемистокл доверил Ксантиппу доставить их домой, а затем распространить известия до агоры и Ареопага. Юноши бежали из порта в город, выкрикивая новости на ходу. С первых мгновений царил хаос, но горожане пришли. Его люди собрали родных и близких и побежали к причалам. Здесь доверяли морякам – своим мужьям, братьям и сыновьям.
Ксантипп хлопнул себя по лицу левой рукой, чтобы не задремать, и посмотрел на дорогу, выискивая Агаристу и детей – он не уйдет без них. Он чувствовал на себе взгляды многих, удивлявшихся, почему его корабль остался, в то время как другие сновали взад и вперед, туда и обратно. Несколько пожилых женщин, яростно жестикулируя, пытались спорить с его гоплитами. Те оглянулись в немой мольбе, но он отправил матрон на другой корабль, несмотря на все их проклятия.
