– Так дальше продолжаться не может, – сказал он. – Надеюсь, вы с этим согласны? Они снова сожгут все, и я не уверен, что людям достанет сил и воли восстановить город во второй раз. Мы за один день уже срубили все деревья!
– Итак, мы вывозим их на два или три дня… – сказал Аристид.
– И что? – возразил Фемистокл. – Наше единственное преимущество – флот, но, как вы знаете, у персов тоже есть корабли, которые ушли с царем. Предпримет ли он что-то? Кто знает! Если они вернутся, мы можем не успеть вывезти наших людей в безопасное место. Мы нанесли персам жестокий удар в Саламинском проливе. Но вдруг они вернутся с флотом весной? Мы окажемся там, где были, когда все это началось! Нет, нам нужно уничтожить эту волчью стаю. Безжалостно и решительно.
– Не думаю… – начал Кимон и сразу же замолчал, когда Ксантипп поднял руку.
Фемистокл удивленно хмыкнул. Дерзкий юнец научился уважению. Ну конечно. Если бы идея отправить в Спарту их двоих принадлежала не ему самому, он, наверное, с подозрением отнесся бы к союзу, заключенному без его одобрения. Поскольку все решилось с его подачи, оставалось только поздравить себя с правильным выбором.
– Давай послушаем Фемистокла, – предложил Ксантипп.
Кимон кивнул, и Фемистокл, глядя на их серьезные лица, продолжил:
– Мы сыграем по самым высоким ставкам. Не только на нашу жизнь и свободу, но и на все, что мы есть… все, чем можем стать. Если мы не сумеем остановить их, мы потеряем Афины, Грецию, весь наш народ. Мы исчезнем. И хотя я скажу кое-что, вовсе не значит, что мне это далось легко.
– Тогда почему ты так странно улыбаешься? – спросил Аристид.
– Нервы и усталость, – с резкой ноткой ответил Фемистокл. – Признаться в этом вам троим – немного чересчур даже для меня.
Он взял паузу и растянул ее до того, что по крайней мере один из них уже был готов схватить его за горло и заставить продолжить.
– Итак, нам нужно вступить в переговоры о мире с Персией, – сказал наконец Фемистокл почти со вздохом.
– Клянусь, мне следовало бы вырвать тебе язык, – огрызнулся Аристид. – Для собственного спокойствия. Если бы ты не был нам нужен… Думаешь, у меня есть время на глупости? Клянусь богами, я…
– Выслушаем его, – твердо сказал Кимон.
Аристид моргнул, изумленный тем, что ему указывает юнец. Фемистокл тоже удивился, получив поддержку с неожиданной стороны. Интересно, не в том ли причина, что он провел утро, присосавшись к меху с вином?
Увидев, что все смотрят на него, Кимон пожал плечами:
– Что? Разве не Фемистокл убедил Ксеркса разделить флот, а затем бежать? Если у него есть еще одна идея вроде тех, значит его стоит выслушать. Если нет – много времени не потеряем.
– Я вижу в тебе твоего отца, – сказал Фемистокл. – И Кимон, конечно, прав. Я не раз спасал Грецию. И могу сделать это снова. О, не фыркай, Аристид! Ты выступал за то, чтобы новое серебро из Лавриона шло людям, а не на флот, ведь так? И что? Флот стал нашим единственным шансом. Кто выступал за флот и спас женщин и детей Афин? Ах да, я помню! А письма Ксерксу в его шатер на берегу? Какой гений заставил его разделить флот? Кто отправил его домой? Это был… Я забыл, Аристид, не напомнишь имя этого великого героя?
Аристид холодно уставился на человека, которого ненавидел. Фемистокл никогда не испытывал недостатка в самоуверенности, но с начала войны эта напористость превратилась в некое подобие бронзовой статуи самого себя.
Фемистокл ухмыльнулся, прекрасно понимая, какие силы противостоят ему в рядах союзников. Они слушали, потому что никто другой не предлагал решений этой проблемы.
– Чего мы хотим больше всего? – спросил он. – На самом деле?
– Заставить персов уйти или разгромить их, – ответил Кимон, когда все остальные промолчали.
– Совершенно верно, – кивнул Фемистокл. – Хотя, думаю, они не уйдут без некоторого вмешательства богов, на которых мы повлиять не можем. Мы можем разве что помолиться о смерти их царя. Тогда бы они точно вернулись домой. Если с этим ничего не выйдет… то нам нужна Спарта. Это наша единственная надежда. События сегодняшнего утра – хорошее напоминание нам. Мы не можем жить в страхе. Мы не можем смотреть, как наш город сжигают снова и снова. И мы не можем каждый раз бежать на Саламин, чтобы умереть с голоду на этом бедном острове. Рано или поздно они придут еще с одним флотом.
Он поднял руку, сильную и загорелую, и резким жестом разрезал ладонью воздух.
– На этой стороне – жить в постоянном страхе и под угрозой разрушения или согласиться стать подданными чужого царя. Этого мы принять не можем. Но если это невозможно, что остается? Только война. Без передышки или перемирия. Я стоял на Марафоне. Я был на палубе при Саламине. Я не преклоню колени ни перед Персией, ни перед каким-либо другим царем. Я родился в свободном городе и умру свободным человеком – что бы там ни было.
От легкости и насмешливости не осталось и следа, перемена оказалась поразительной. Перед ними был другой человек – внезапно состарившийся и усталый.
Но он встряхнулся, как будто морской бриз заставил его вздрогнуть.
– В конце концов, все просто. Если мы идем на войну, нам нужна Спарта. Вопрос только в том, что заставит Спарту вывести войско из-за стены, что сломает их высокомерие и самодовольство.
Не удержавшись, он пронзил взглядом каждого, пытаясь понять, догадались они или нет. Однако холодность его предыдущих слов все еще висела в воздухе, как морось. На него смотрели с недоверием и выжидающе.
– Спарта чувствует себя в безопасности за стеной только потому, что у Персии нет флота. Если мы вступим в союз с Персией, наш флот сможет высадить персидскую армию в любом месте на Пелопоннесе – за их стеной. Спартанцы не смогут защитить свое побережье. Они будут разбиты в течение одного сезона.
– Я понимаю… – начал Аристид.
И снова Кимон прервал его, не сдержавшись и выплеснув гнев:
– А я не понимаю! Я поддерживал тебя, Фемистокл! Ты же не можешь всерьез предлагать нам присоединиться к Персии, чтобы победить Спарту? Если это так, я клянусь…
– Кимон! – одернул его Ксантипп.
Молодой человек успокоился, а Фемистокл снова спросил себя, что же произошло во время той поездки в Спарту и что так связало этих двоих. Ксантипп благодарно кивнул Кимону. Их взаимное уважение начинало действовать Фемистоклу на нервы.
– Полагаю, Фемистокл предлагает нам сделать вид, что мы нарушаем данное слово, – сказал Ксантипп, – что мы только лишь пригрозим заключить союз с Персией. – Он задумчиво кивнул. – Если на кону будет судьба Спарты, если ей будет грозить поражение, им придется вывести войско. Но тогда они получат подтверждение того, что ненавидят в афинской политике. Они уже называют нас шлюхами. И они укрепятся в этом мнении, когда мы вынудим их выйти, угрожая предательством.
Ксантипп снова взглянул на Фемистокла и увидел человека, изнуренного усталостью. Он медленно выдохнул:
