Справа от него раздался дикий вой. Какой-то полк учуял запах крови и увидел врага. Мардоний и сам присоединился к ним, прогоняя собственный страх. Внезапно вся персидская армия взревела разом, и этот рев заполнил мир. Тысячи стрел прорезали пыльную завесу, оставляя за собой шелестящие вихри. И словно золотая рябь накрыла спартанские шеренги, когда они подняли щиты. Первый беспомощный шепот коснулся ушей полководца. Он уже видел одного спартанского царя, противостоявшего лучшим лучникам, воинской элите. В сравнении со спартанцами все остальные выглядели слабаками. Мардоний сделал над собой усилие, придушив поднимающиеся сомнения. Бог света услышит молитвы его людей.
Полководец поднял и уронил руку, посылая их вперед. Он знал, что там будут и другие греки, но тех он не боялся. Нет, страх внушали только демоны в красных плащах, которые сражались так спокойно, с невозмутимыми каменными лицами, но при встрече с ними его воины захлебывались собственной кровью.
Мардоний пошел вперед вместе с остальными, выхватив на ходу меч. Быстрее, быстрее. Пыль сгустилась, и спартанцы то исчезали, то снова возникали, но все равно стояли неподвижно, ожидая, что море обрушится на них.
На расстоянии двадцати шагов его полки с ревом бросились в атаку. Мардоний видел, как передние шеренги достигли спартанских копий. Тем первым храбрецам не повезло. Они рвались вперед, пытаясь отбросить вражеские копья, проскользнуть между ними, но листовидные наконечники пронзали плетеные щиты и доспехи и находили плоть. Мардоний слышал, как широкогрудые спартанские командиры отсчитывают такт ударов. Их голоса звучали совершенно спокойно, словно при исполнении учебного ритуала. У них были длинные копья, и за каждым ударом стояли вес и сила. Раны, которые они наносили, лишали людей жизни, оставляя стоять уже мертвых.
Спартанцы выдержали тот мощный первый приступ. Они, казалось, не поддались панике, когда персы обошли их с флангов и поглотили со всех сторон. Мардония учили, что ни одна армия не может сражаться в окружении. Люди пугались, видя, что враг не только впереди, но и слева, и справа, и даже с тыла. Тем не менее спартанцы сохраняли строй, и Мардоний снова вспомнил ту решимость и твердость, свидетелем которых был при Фермопилах. Тогда они не сдались, несмотря на то что никаких шансов у них не оставалось. Ему показалось, будто холодная рука коснулась живота, вызвав болезненное ощущение. Нет. У него еще были «бессмертные».
Он отправил посыльного за Гидарнесом. Парнишка умчался, проклиная тех, кто попадался ему на пути. Спустя недолгое время басовитый рев подтвердил, что «бессмертные» приближаются. Мардоний ухмыльнулся.
Как бы что ни складывалось, в конце концов империя всегда брала верх. Бог свидетель, они и раньше попадали в переделки, но всегда выходили из них. Одерживали верх за счет золота, крови или страха – это не имело большого значения. Важен был результат.
Отдавшись наступательному потоку, он позволил себе приблизиться к спартанскому строю, привлеченный звуками смерти – лязгом металла и криками боли. Безумное движение, мелькание золотистого и красного – в этом было какое-то ужасающее очарование. Он подал коня вперед и вдруг понял, что подошел слишком близко.
Какой-то спартанец поднял голову – посмотреть, кого принесло волной, – и по доспехам и шлему узнал во всаднике военачальника. Мардоний не мог отступить – кругом убивали его людей. Если бы он повернул назад, они бы подумали, что он струсил, и обратились бы в бегство.
Спартанцы вселяли ужас. Мардоний застыл на месте и понял, что даже не пытается сдвинуться. Все больше и больше глаз смотрели на него. Он не заметил брошенного с двадцати шагов копья. Посланное сильной рукой, оно угодило между шлемом и нагрудником, во впадину над ключицей. С десяток других пролетели мимо, но роковым оказалось одно. Мардоний свалился на землю с разорванным горлом. Схватившись рукой за шею и пытаясь дышать, он кое-как поднялся, объятый ужасом. В панике почувствовал, как колотится сердце, и не смог произнести ни звука. Мимо, через расстроенные шеренги соплеменников, прошли «бессмертные». Увидев красные плащи, они прибавили шагу. Мардоний поблагодарил небеса. Он стоял, держась одной рукой за луку седла, а другой удерживая жизнь.
Спартанцы узнали «бессмертных» по белым одеждам и поняли, что это значит. Каким-то образом им удалось развернуть строй лицом к атакующим. Противники сошлись, и Мардоний почувствовал, как чахнет и умирает в нем надежда. Словно в танце, греки блокировали выпады персов и наносили удары копьями. Почти неуловимо они уклонялись от атак, заставляя противника впустую растрачивать силы. Попасть в них было почти невозможно, они же пользовались своим оружием с наибольшей пользой. Шеренги «бессмертных» едва успевали осознать угрозу, как их уже пронзали копьями, рубили и сбивали с ног.
Когда ломались копья, спартанцы обнажали мечи, и смерть становилась еще страшнее. Они, казалось, не уставали, как обычные люди. На глазах у Мардония его «бессмертных» убивали шеренгу за шеренгой. Вся персидская армия взяла их в кольцо, но сломать спартанский строй не получалось. Сражались и в других местах, но сердце противостояния билось здесь, как он и предвидел.
Ему не хватило людей. Сам Гидарнес верхом попытался продавить их строй, но был встречен брошенными копьями и наткнулся еще на два. Кто-то закричал, то ли конь, то ли Гидарнес – Мардоний не разобрал. Он наблюдал и ждал, казалось, целую вечность, а его армия суетилась, паниковала, сражалась. Один за другим погибали командиры. Когда Мардоний понял, что они могут не сломить спартанцев, что в этот день победа будет за врагом, когда отчаяние надломило его, он опустил руку, зажимавшую рану на горле, и соскользнул на землю.
Персидские полки осознали, что им отказано в милости божьей. Они уже потеряли начальника конницы Масистия, а теперь и Гидарнеса, вдохновлявшего «бессмертных». Когда же свалился Мардоний, у них не осталось воли к борьбе. В этой пыльной буре, когда простой вдох требовал напряжения всех сил, то боевое безумие, которое пронесло их через земли и море, испарилось.
Мардоний открыл глаза. Люди, что склонились над ним, прошли долгий путь, чтобы оказаться в этом месте. Они дважды сожгли великий город, но его жители снова подняли оружие против них. Другие страны всегда знали, когда нужно отступить, а когда сдаться. Грекам об этом никто не сказал. Безумие, конечно, но им словно была ведома некая особенная сила.
Пыль начала оседать на глаза, но Мардоний не моргнул.
Глава 29
Воздух на площади нестерпимо смердел, и Ксантиппу казалось, что сама его кожа пропитана запахом гари и крови. Перед ним стоял на коленях мужчина в спальном халате, забрызганном кровью, капавшей с разбитых губ и носа. Это был местный правитель, и стратег смотрел на него сверху вниз.
К югу от города, там, где Ксантипп побывал накануне вечером, в небо поднимался дым. Флот ждал его неподалеку от берега, но уже без кораблей Спарты и Коринфа. Союзники не поняли, как важно оставить неизгладимый отпечаток в памяти персов, который они никогда не забудут. Он пришел сюда не просто для того, чтобы сжечь флот! На всем пути за ним тянулся черный след. По его приказу люди отправились с юга на север – найти и разрушить легендарный корабельный мост. Но моста уже не было. Его украли у Ксантиппа. Осталось только несколько причалов да плавник вдоль берегов Геллеспонта.
