— Послушайте, вы его зовете Томом?
— Это его имя. Но Аллен не его фамилия.
— Какая же у него фамилия?
— Адейр.
— У вас, значит, достаточно денег, чтобы себя содержать?
— У меня достаточно денег, чтобы себя содержать, — с
гордостью ответила она.
— Ну, хорошо, теперь давайте поговорим о ночи с пятого числа
на шестое.
— Ничего не было в ту ночь. Том и я живем в мотеле Роммели.
Ночами он работает в гараже, это единственная работа, которую он смог найти. Я
прихожу где-то в семь тридцать утра, он тоже возвращается в это время, и мы
вместе завтракаем в кафе. Потом идем домой в мотель, и он спит часа два или
три. Больше ему не нужно, чтобы прийти в себя.
В ту ночь он работал, как всегда. У него должно быть открыто
до двенадцати, но в ту ночь он закрыл дверь в девять, сидел и слушал радио. В
полночь прилег на кушетку. Иногда по ночам ему звонят, как правило, водители,
которым нужен бензин. Он выходит и заправляет машины.
— Дальше, — подгонял ее я.
— Дальше уже почти нечего рассказывать. Утром шестого числа,
примерно в четверть седьмого, я зашла в гараж, чтобы, как всегда, отправиться с
ним завтракать… Он явно меня не ждал.
— Вы хотите сказать, что там была, другая женщина?
— Другая женщина была там раньше меня.
— Как вы узнали об этом?
— Да есть такие признаки, которые женщина безошибочно
угадывает…
— Можете мне рассказать о некоторых?
— О некоторых?.. — подумав, протянула она. — Он не вымыл
чашки от кофе, на одной из них была губная помада. Там есть раковина и горячая
вода. Том обычно бреется в четверть восьмого, когда уходит с работы, чтобы быть
чисто выбритым ко времени завтрака. На этот раз помада была и на зеркале, перед
которым он брился.
— То есть как это?
— Она, видимо, приводила себя в порядок перед маленьким
зеркальцем для бритья, и на нем остались следы.
Как можно оставить помаду на зеркале для бритья?
— А вы знаете, как женщина красит губы? Она мажет губы
помадой, а потом мизинцем слегка размазывает ее по губам.
— Продолжайте!
— Ну и на зеркальце остались следы ее мизинца, когда она
стала перед уходом рассматривать, все ли в порядке с ее лицом.
— Очень интересно! Что же стало с зеркальцем?
— Я взяла его с собой.
— И где оно сейчас?
Она пересекла комнату, открыла ящик и вынула из маленькой
сумочки круглое двустороннее зеркальце для бритья, — они продаются во всех
аптеках, дешевые, с металлической ручкой: с одной стороны обыкновенное зеркало,
с другой — увеличительное. След от мизинца был на увеличительном зеркале, а еще
в двух местах я нашел след от безымянного пальца и бокового изгиба руки. Еще
один след был не таким четким, но все же его можно было идентифицировать.
Я попросил у Эдит липкую ленту. Она принесла. Я отрезал
несколько кусков прозрачного скотча и приложил к отпечаткам на стекле. Она
очень удивилась.
— Напишите на ленте свои инициалы и поставьте дату, — сказал
я.
Она написала.
— Это сохранит отпечатки, они не смажутся. Просто чудо, что
они остались целы, когда зеркало лежало у вас в сумочке. А как вы догадались
взять у него это зеркало?
— Том не знает, что я его взяла. Я ему сразу сказала, что у
него там была женщина. Он вначале отпирался, потом стал говорить, что она не
входила в гараж и ждала его в дверях, пока он одевался. Якобы он сварил себе
кофе, и она тоже попросила, он налил и отнес ей к дверям, потом она выпила и
вернула ему пустую чашку, и он поставил ее на стол…
— И что?
— Ну, пока он рассказывал мне эту сказку, я взяла зеркало
как доказательство того, что он врет, и незаметно положила в сумочку.
— Что потом?
— Потом мы начали с ним ссориться, я сказала, что с меня
довольно вранья, что, когда он научится говорить правду, пусть тогда меня
поищет. Сказала еще, что я с ним больше не желаю иметь ничего общего. В тот
момент я так искренне хотела этого!
— И как же вы поступили дальше?
— Вышла на дорогу и попыталась найти попутчика до
Сентрал-Крик. Меня подвезли до ресторана. Дороти Леннокс сама убирала со
столиков, она приехала накануне ночью. На дорогах было много рыболовов,
ресторан переполнен, Попе не справлялся одновременно на кухне и с
обслуживанием.
— А дальше?
— Дальше мне предложили работу, и я согласилась, надеясь,
что Том не скоро узнает, что я работаю официанткой, хотя этот ресторанчик не
так уж далеко от гаража. Он мог прийти сюда однажды вечером и при этом не
потерять работы, а если бы он меня хорошенько попросил, я бы его простила. Так
у нас уже бывало: он изменял, иногда я его ловила на этом, иногда нет…
Обычно я чувствую, когда он начинает мне изменять, каждая
женщина это чувствует.
— Он всегда отказывался, говорил неправду?
— Всегда.
— И после этого вы ссорились, и вы от него уходили?
— Раньше никогда не уходила. Обычно после очередной ссоры я
старалась его припугнуть и грозилась уйти.
Потом мы мирились, он обещал, что это больше никогда не повторится.
Женщины — его слабость. Я это знаю.
И он это знает. Том очень эмоциональный человек. Он пока еще
не остепенился, но у него доброе сердце. Он хороший парень. Так уж случилось,
мистер Лэм, он у меня в крови, и мне от этого чувства не избавиться.
— Самое безопасное для вас место — в этой квартире, — сказал
я, поднимаясь. — Вам надо забыть, что вы меня когда-нибудь видели, а я забуду,
что видел вас. Что бы ни случилось, помните, вы должны оставаться здесь и
только здесь. Что бы вы ни слышали, кто бы ни пытался нагнать на вас панику.
— Не будет ли лучше, если…
— Будет просто ужасно, — перебил я. — Вы не представляете,
какие они могут выдвинуть против вас обвинения. Ваш уход из ресторана — улика
против вас. Вам надо оставаться здесь. Ваша версия: вы просто поссорились с
вашим приятелем и ушли из ресторана, в котором работали… Что вы потом сделали?
Попросили вас подвезти?
— Я ушла из ресторана через пять минут после вас, попросив
Попса последить за столиком. Я просто ушла, и меня тут же согласились подвезти,
— мы ехали следом за вами, до Роммели.
— Вы там не останавливались?
— Меня подвезли прямо до Бейкерсфильда. Там хозяин машины
заправился, и мы отправились дальше, до Лос-Анджелеса.
