— Интересно, к чему человеку богатство, если он уже
практически труп?
— Я тоже задал этот вопрос. Он мне ответил, что хочет, чтобы
наследство досталось миссис Иден. В случае пожизненного заключения он оставит
ей большую часть денег, если же его приговорят к смертной казни, он все деньги
по завещанию оставит ей… Конечно, из этой общей суммы он заплатит мне хороший
гонорар, если я сумею все это организовать и проследить, чтобы деньги из
трастового фонда перешли только ему.
— А в случае, если он будет признан виновным?
И не будет никакой договоренности с окружным прокурором?
— Тогда мы окажемся в весьма странной ситуации.
Окружной прокурор торопится передать дело в суд. И я должен
вам сказать, что суд, похоже, с ним полностью согласен. Дело поставлено в суде
в список неотложных и можно догадаться почему.
Я кивнул.
— Итак, что вы обо всем этом думаете? — спросил Джеймс.
— Если он предстанет перед судом и будет признан виновным,
вы полагаете, они вынесут приговор до наступления его тридцатипятилетия?
— Я абсолютно в этом уверен, — ответил Джеймс.
— В таком случае он ничего не получит?
Джеймс кивнул:
— Именно. Не получит ничего.
— Но по соглашению с окружным прокурором о том, что слушание
дела продолжится и после даты его рождения, до принятия официального признания
виновности, вы, как я понимаю, получите достаточно большой гонорар.
Он кивнул.
— Тысяч пятьдесят долларов? — предположил я.
— Нет, нет! Намного меньше! Господи, нет! Я не мог и
подумать взять с человека такой высокий гонорар, когда лишь предъявил суду его
признание в виновности.
— Но помните, что в ваши обязанности входит надзор за
получением денег из трастового фонда.
— С этим, полагаю, сложностей быть не должно.
— Вы не знаете характеров этих попечителей, вам придется
хорошенько потрудиться.
— Ничего, я постараюсь все устроить как надо.
— Не будете ли вы все-таки столь любезны, что назовете мне
размер вашего гонорара?
Он сложил свои большие руки в кулаки, потом опять распрямил
пальцы и посмотрел на них.
— Тридцать пять, — ответил Джеймс.
— Тридцать пять — чего?
— Тридцать пять тысяч долларов.
Я не сразу смог переварить услышанное.
— Значит, получается, что ваш клиент будет просить признать
его виновным в совершении преступления и отправится в газовую камеру либо на
всю оставшуюся жизнь в тюрьму. Если же вы передадите его просьбу признать его
виновным и он будет таковым признан, вы получите за это тридцать пять тысяч и
при этом не перетрудитесь.
— Вы забываете, что, прежде чем он дойдет до суда, мне
потребуется проделать немалую работу.
— А в том случае, если он дойдет до суда, вам придется
изрядно поработать, но вы можете не получить ни цента.
— Я пока не анализировал столь скрупулезно свою позицию.
— Да, черт возьми, вы этот вариант почему-то не приняли во
внимание.
— Хорошо, Лэм, я подумаю над вашими словами. Что плохого в
том, что я предложил?
— Ничего. Но весь вопрос в том, что лучше для вашего
клиента.
— Он хочет оставить по себе хорошую память. Он мне говорил,
что, оглядываясь на свою прошлую жизнь, пришел к выводу, что за тридцать четыре
года не сделал ничего полезного ни для себя, ни для человечества.
Упустил все возможности, почти превратился в алкоголика. И
считает, что тюрьма может пойти ему на пользу, а он может стать полезным людям,
если получит эти деньги и использует их во благо.
— А окружной прокурор может дать ему возможность дождаться
дня его рождения и подать просьбу после этой даты?
— Не знаю. Мне кажется, что окружной прокурор может
рассмотреть это предложение по ходу дела.
— Но вы пока ничего не предпринимали?
— Нет.
Я сидел и смотрел на Джеймса, а он продолжал играть своими
пальцами, складывая их в кулаки и выбрасывая вперед. Наконец он посмотрел на
меня и произнес:
— Вы думаете, у него есть шансы?
— Шансы на что?
— Вы знаете, что я имею в виду, шансы на выигрыш дела перед
присяжными заседателями.
— Если он расскажет свою историю как есть, а в ней не сможет
подтвердить одни факты другими, его признают виновным.
Джеймс кивнул в знак согласия.
— С другой стороны, в жюри двенадцать присяжных.
Я бы сказал, у него есть один шанс из двенадцати, что кто-то
из них ему поверит, а может, окажется и два шанса из двенадцати.
— Ну, это тоже не принесет ему добра. Он получит свои
деньги, но ему придется снова доказывать свою невиновность.
— Но тогда он станет богатым.
— Да, вы правы.
— Вот тогда он вам заплатит хороший гонорар за ваши труды и
сможет нанять экспертов, и в состоянии будет…
— Нанять детективов, — продолжил за меня Джеймс.
— Это не то, что я хотел сказать.
— А я хотел сказать именно это, — заявил Джеймс.
— Итак, Гейдж просил, чтобы вы со мной все обсудили. Вы все
со мной уже обсудили?
— Не хотите, чтобы он признал себя виновным?
— Черт побери, нет!
— Вы понимаете, какой это риск, мистер Лэм?
— Конечно, понимаю, что шансов очень мало. Но я попробую
бороться.
— Был рад возможности с вами поговорить, — сказал он. — Я
обязательно передам ваше мнение моему клиенту.
— Какое же дело они имеют против него? — спросил я и
добавил: — Пока.
— Серьезное дело.
— Не хотите ли вы кратко мне его обрисовать?
Джеймс взял лежавший на столе карандаш, набросал на листе
бумаги цифру один и обвел ее кружком.
— Прежде всего, они абсолютно точно определили, что именно
Эмос Гейдж был на станции обслуживания «Карлайл-Камп» в Карвер-Сити и именно
его подвозил в своей машине Малкольм Бакли. В этом нет никаких сомнений, тем
более что оператор на станции обслуживания записал номер машины Бакли.
Я согласно кивнул. Джеймс написал цифру два и обвел ее.
