В статье говорилось, что идут слухи об участии детектива
Дональда Лэма из частною агентства «Кул и Лэм» в расследовании дела. Он должен
в скором времени быть допрошен прокурором. Большое жюри присяжных хочет задать ему
определенные вопросы. Установить местонахождение Лэма пока не удалось, однако в
разговоре с его партнером Бертой Кул удалось выяснить, что Лэм собирается
сделать «потрясающее» заявление перед судом присяжных.
— Черт возьми, что все это значит?
— Ваш партнер, она что, знает об этом деле?
— Только то, что я ей рассказал.
— Если у вас есть «потрясающее сообщение», выкладывайте его,
Лэм! Мы отправляемся сейчас к окружному прокурору.
Открылась дверь, и в комнату вошел еще один помощник шерифа.
— Пойду узнаю, свободен ли окружной прокурор, — сказал
Кловер.
— Что он за человек? — спросил я Кловера.
Увидите сами, — ответил он интригующе и вышел.
— Никогда нельзя с уверенностью сказать, что сделает тот или
иной человек, — произнес я банальную истину, обращаясь к заместителю шерифа. —
Как случилось, что Эмос Гейдж рассказал свою историю?
Но тот вместо ответа просто покачал головой и протянул мне
газету.
— Это все, что я сам знаю.
В газете было напечатано короткое сообщение о том, что
Гудвин Ф. Джеймс отозван как адвокат подсудимого Эмоса Гейджа, а тот, в свою
очередь, сделал заявление окружному прокурору.
Дальше в статье говорилось, что дело в самом скором времени
будет рассматриваться судом, окружной прокурор Наннели Иван сообщил, что жюри
обещало безотлагательно рассмотреть это дело, несмотря на очень уплотненный
график работы. Суд согласился пойти навстречу при условии, что расследование в
Керн-Каунти будет проведено быстро.
Здесь же было напечатано интервью с Дафни Бакли вместе с ее
фотографией в темных очках. Окружной прокурор в беседе с ней сказал, что дело
настолько ясно, что, по его мнению, Эмос Гейдж, возможно, сам признает свою
вину. Если же этого не случится, то собрано достаточно свидетельских показаний,
чтобы признать его виновным в преднамеренном убийстве.
Миссис Бакли обещали оградить от неприятной процедуры дачи
показаний. Она подавлена горем. Доктора рекомендуют ей отдохнуть на море.
Кто-то из женщин-репортеров напечатал свое интервью с миссис
Бакли. Я дочитал его почти до середины, когда внезапно вернулся Кловер.
— Пойдемте со мной, Лэм — сказал он.
Он повел меня по коридору в офис, на дверях которого
значилось в табличке «Окружной прокурор».
Мы прошли мимо нескольких человек, собравшихся в приемной,
прямо к нужной двери, и Кловер представил:
— Лэм, Наннели Иван.
Это был крупный мужчина лет сорока восьми, с черными,
пронзительными, близко посаженными глазами.
Он не протянул мне руки, но сесть предложил.
— До меня дошла очень неприятная история о вас.
— Что же неприятного вы обо мне услышали?
— То, что вы оказались соучастником преступления.
— Какого преступления?
— Убийства.
— Чьего убийства?
— Не морочьте мне голову. Убийства Малкольма Г.
Бакли.
— Каким образом?
— Это вы посоветовали убийце держаться подальше от властей,
скрыть улики и не сообщили о краже машины Малкольма Бакли.
Я равнодушно зевнул.
— Черт побери! Это все очень серьезно, Лэм. Вы потеряете
право работать детективом, я вам это обещаю. А возможно, потеряете и свободу.
Теперь можете продолжать зевать.
— Я просто прикрывал своего клиента, — разъяснил я.
— Нет, вы не прикрываете клиента, я говорил с миссис Бакли
по телефону. У вас не было от нее никаких инструкций что-либо скрывать. Она…
— Я не имею в виду миссис Бакли. Я говорю о родственниках
Эмоса Гейджа.
Он озадаченно заморгал глазами.
— О каких родственниках?
— Пятнадцатилетней девочке-подростке, которая чувствовала,
что с ее дядей случилось что-то страшное.
— Это уже какой-то новый поворот событий. — Иван замолчал и
задумался.
— А теперь я хочу узнать, почему миссис Бакли не появится в
суде и перед жюри присяжных? — спросил я.
— Сейчас мы говорим о вас, а не о миссис Бакли. Да, она не
появится ни в суде, ни перед присяжными.
— Наверное, это вполне справедливо. Не возражаете, если я,
мистер окружной прокурор, воспользуюсь вашим телефоном?
— Чего вы хотите?
— Прежде всего мне нужен телефон миссис Бакли.
Хотя, кажется, он у меня есть.
С этими словами я вытащил записную книжку, нашел нужный
номер и с трубкой в руках повернулся к окружному прокурору.
— Чья это идея, чтобы миссис Бакли не давала свидетельских
показаний в суде? Ваша или ее?
— Моя, — ответил окружной прокурор. — Я сказал ей, что это
убережет ее от неприятного испытания и паблисити.
Я обратился к телефонистке:
— Мне нужно поговорить с оператором, который занимается
междугородными звонками между Сентрал-Крик и Роммели. Полагаю, эти звонки
проходят через центральную службу?
— Да, это так. Вы звоните из офиса окружного прокурора?
— Да.
— Кто говорит?
— Дональд Лэм, пожалуйста, соедините меня побыстрее.
Через минуту в трубке раздался голос:
— Да, пожалуйста?
— Я пытаюсь проверить несколько телефонных звонков,
сделанных в ночь на пятое число, а также утром шестого. Вначале проверьте
звонок из Карвер-Сити в Эджмонт: 6—5589. Дальше, прошу проверить звонок,
происшедший через тридцать пять минут после первого из Сентрал-Крик в Эджмонт,
номер 6—5589. И далее прошу проверить третий звонок из Роммели около пяти часов
утра в Эджмонт: 6—5589.
— Что, черт возьми, вы делаете? — возмутился Иван.
— Делаю то, что следовало бы сделать вам намного раньше.
Проверяю эти междугородные звонки.
— Нет никакой необходимости их проверять. У меня есть
заявление миссис Бакли, при этом она поклялась на Библии. Она перечислила мне
все свои разговоры и их время. Два раза звонил ее муж, и она узнала его голос.
Она может поклясться, что говорил именно ее муж. Поэтому нет нужды проверять
эти звонки.
