К тому же это был второй инфаркт. Пациента успешно пролечили в другой больнице и выписали всего двумя неделями ранее, так что можете себе представить смятение его родных, когда приступ случился снова. Они не могли до конца понять, что произошло. По мере того как шли часы, а пациенту становилось все хуже и хуже, его дочь, казалось, утрачивала надежду.
Я пробыл в больнице весь день, но примерно с шести вечера до двух часов пополуночи занимался только этим пациентом. Я отправился домой, чтобы немного поспать, и вернулся в семь утра. За все время, что я провел с ним, не произошло ничего экстраординарного. Не было срочной операции. Не ставили новый стент. Но работа, которую я там выполнял, работа, которая отняла много времени, – это то, ради чего я стал врачом. Я должен был присмотреть за человеком. Я должен был убедиться, что все осложнения, которые у него развились, устранены наилучшим образом и что он получил наилучшее лечение. И этот человек выжил.
У меня еще оставался долг перед его детьми. Я должен был объяснить, что происходит, подготовить их к худшему, убедиться, что они точно знают, почему отец в плохом состоянии, каковы будут следующие шаги и чего ожидать. Я всегда так работаю с семьями. Я сажусь рядом и говорю: «У вас есть время, чтобы собрать семью из Ванкувера и сделать то-то и то-то». И не имеет значения, является ли пациент пятидесятишестилетним мужчиной из семьи иммигрантов или девяностосемилетней женщиной с семидесятилетними детьми.
Люди хотят знать, что кто-то заботится об их любимом человеке и что этот кто-то найдет время, чтобы объяснить, что происходит.
Почему я это делаю? Думаю, потому, что хочу быть уверен: когда придет моя очередь, кто-то сделает это для меня. Вы можете подумать, что это эгоистично, но именно так я убеждаюсь, что делаю все, что в моих силах. В принципе, я применяю к себе стандарт, который я ожидал бы от всех остальных.
Я поступаю так еще и потому, что не я один оставался в больнице в два часа ночи. Там был ординатор второго года обучения. Там был средний медицинский персонал. Это университетская учебная больница, и я должен подавать пример. Новички учатся у меня, и если они усваивают плохие привычки, то позор мне. Я поступаю так, как поступаю, чтобы следующее поколение врачей могло видеть трудолюбивого человека предыдущего поколения, выполняющего свою работу. Я надеюсь, что, увидев мое отношение к работе, они поймут, что значит работать ради пациента. Не думаю, что с моей стороны самонадеянно полагать, будто я делаю все наилучшим образом. Мне очень повезло работать с лучшими врачами Торонто, Бостона и Нью-Йорка. У меня были замечательные наставники, которые показали мне, как надо работать, и я до сих пор равняюсь на этих людей.
Я думаю, важно, что я работаю не только для себя. Не только для того, чтобы получать зарплату. Не только для того, чтобы быть как те великолепные телевизионные врачи. Я работаю потому, что множество людей рассчитывает на меня. В центре всего, конечно, пациент, но есть и его семья. В команде есть и другие медицинские работники, так что я должен работать и ради них. Я должен оставаться в больнице допоздна, чтобы другой врач не расстраивался, думая, будто он единственный, кто приходит в одиннадцать вечера. Я должен быть там, чтобы мой ординатор знал, что именно так все и делается. Я должен быть там, чтобы родные пациента понимали, что происходит, и знали, что кто-то присматривает за их любимым человеком.
Вот почему я это делаю. Звучит не так сексуально, как история об имплантации дефибриллятора или о шестичасовой процедуре для какой-нибудь очень важной персоны. Но я с нетерпением жду своих недель в отделении коронарной терапии. Я всегда отдыхаю перед этими неделями, потому что они физически изнурительны и эмоционально сложны. Но они также приносят предельное удовлетворение.
13
Никогда не знаешь, с чем столкнешься. Майк Эртель
В отделении скорой помощи может произойти что угодно. И хотя нет двух одинаковых случаев, опытный врач скорой помощи очень хорошо знает, что делать, когда кто-то поступает с инфарктом, сильной головной болью или затрудненным дыханием.
Однако время от времени что-то происходит впервые – нечто настолько невероятное, что врача даже не учили, как с этим разбираться.
Майк Эртель – врач скорой помощи в Келоунской больнице. Он вспоминает два случая, к которым его никто не готовил.
Фото предоставлено Interior Health, Kelowna, BC
Первая история произошла, когда я был врачом скорой помощи в Корнуолле, Онтарио. Там я оттачивал навыки. Я проработал там некоторое время и повидал много травм, но, когда истекали последние недели перед моим переездом на запад, в Британскую Колумбию, я столкнулся с чем-то совершенно новым.
Было два часа ночи. Когда работаешь в таком маленьком городе, как Корнуолл, нет ничего необычного в том, что в это предутреннее время ты единственный врач в больнице. Мне позвонили из детского отделения и сообщили, что на свет появились недоношенные близнецы. Роды начались на двадцать девятой неделе, поэтому, когда у женщины неожиданно начались схватки, не было времени отвезти ее в большую больницу в Оттаве. (Как правило, врачи предпочитают, чтобы недоношенные дети рождались там, где есть отделение интенсивной терапии новорожденных.) Мне сказали, что один ребенок чувствует себя хорошо, но у другого коллапс легкого. Мне казалось очевидным, что кто-то должен вставить грудную трубку в легкое, чтобы ребенок мог нормально дышать. Я сказал, что позвоню педиатру.
Мне ответили:
– Мы ему уже звонили, и он не уверен, что справится с этим.
Я позвонил хирургу. Он сказал:
– Майк, я не уверен, что справлюсь.
Тогда я позвонил анестезиологу. Тот ответил:
– Я никогда не делал ничего подобного. Давай ты. Кроме тебя некому.
Поднимаясь в детское отделение, я нервничал, как никогда в жизни, – я был в ужасе. Я понимал, почему все отказались. Малышка оказалась не больше моей ладони. Ребра были невероятно маленькими. Вставить грудную трубку хирургическим путем было очень трудно. У нас даже не нашлось достаточно маленьких трубок, так что мне пришлось взять зонд для кормления. Сердце девочки изо всех сил старалось поддерживать в ней жизнь, колотясь со скоростью сто пятьдесят ударов в минуту, что примерно на пятьдесят процентов быстрее, чем обычно. Это означает, что ребра тоже двигались с большой скоростью, и пространство, в которое я должен был попасть, было очень маленьким.
Это не то, чему обычно учат врачей скорой помощи. Я довольно регулярно делал эту процедуру взрослым, но ближе всего к тому, что мне предстояло сделать сейчас, было практическое занятие во время курса травматологии, когда мы вставляли грудные трубки в поросят. Пространство между их ребрами крошечное, так что это хорошее сравнение. Но поросята не человеческие дети, и раньше я не делал ничего подобного в ситуации, когда речь шла о жизни и смерти.
