Мысленно я вернулась на десять лет назад. В 1983 году я только что приехала в Торонто после стажировки по колоректальной хирургии в США. Я работала в больнице общего профиля. Как-то вечером – часов в пять или шесть – я дежурила в отделении неотложной помощи, когда привезли парня лет двадцати с небольшим. Он страдал от боли и от сильного желудочного кровотечения. Когда видишь такие симптомы, вероятнее всего, у пациента язва. Она нашлась в двенадцатиперстной кишке, которая находится в самом начале тонкого кишечника и примыкает к желудку. Язва повредила кровеносный сосуд, тот порвался, и кровь не останавливалась.
В такой ситуации мы обычно делаем гастроскопию – вставляем трубку с камерой в рот и продвигаем вниз по пищеводу, в желудок и дальше, чтобы посмотреть, откуда идет кровь. Но в данном случае мы этого не сделали: я не думала, что у нас есть время возиться. Когда у человека – тем более у здорового молодого парня – такое обильное кровотечение, вероятность того, что это не язва двенадцатиперстной кишки или желудка, довольно мала.
Я решила, что если мы будем маяться дурью, пытаясь через трубку точно разглядеть, где находится язва, то лишь зря потеряем время. Во-первых, внутри окажется слишком много крови и будет трудно что-либо разглядеть. И во-вторых, нам все равно пришлось бы вскрывать брюшную полость, чтобы ушить язву. Видя, что происходит и насколько быстро ухудшается состояние парня, мы всерьез испугались за него. Он мог истечь кровью насмерть, так что мы отправились в операционную.
Мы нашли проблему очень быстро. Все оказалось так, как мы и думали. У пациента была кровоточащая язва двенадцатиперстной кишки, и мы разобрались с ней за пару часов. Операция несложная, но она спасла парню жизнь, потому что он сильно истекал кровью. С послеоперационным восстановлением проблем не возникло, и пациента выписали в положенный срок.
И вот десять лет спустя он прислал мне розы в ознаменование десятой годовщины того дня, когда я спасла ему жизнь. Они напомнили мне о том, каким серьезным был случай Марвина, и с тех пор я часто его вспоминала. Но после того сюрприза в 1993-м я ничего не слышала о нем еще двадцать пять лет.
Затем 7 декабря 2018 года Марвин прислал мне электронное письмо. Тема: «Спасибо, что спасли мне жизнь в 1983-м». Вот что было дальше.
Дорогая доктор Маклеод!
В 1983 году вы сделали мне спасшую жизнь операцию по поводу кровоточащей язвы, неудачно расположившейся над кровеносным сосудом. Что ж, я все еще тут, и я думал о вас, так что пишу эту короткую записку, чтобы еще раз сказать вам спасибо за то, что спасли мне жизнь.
Сейчас я живу в Ванкувере, женат, ращу троих детей. Вам, вероятно, будет интересно узнать, что мой старший сын поступил в медицинскую школу университета Британской Колумбии и сейчас работает в Израиле в медицинской лаборатории, которая занимается исследованиями рака. Боюсь, деталей не сообщу, потому что выбрал путь искусства и получил докторскую степень по истории искусств.
Моя дочь учится в университете Британской Колумбии на политолога. Мой младший – типичный подросток, учится в одиннадцатом классе и играет в футбол на высоком уровне.
Я надеюсь, что вы здоровы и счастливы в этот праздничный сезон. Спасибо, что оказались рядом, когда были так нужны мне.
Искренне ваш, Марвин
Влияние на жизнь пациентов – вот что делает медицину такой замечательной. И дело не в том, что я совершила нечто чудесное – такое, что не под силу никакому другому хирургу.
Марвину срочно потребовалась операция, потому что из него хлынула кровь. Я была там, и я могла все исправить. Его жизнь была спасена, а теперь живут и трое его детей.
Если бы вы были банкиром или бухгалтером и кто-то написал вам тридцать пять лет спустя, вы бы спросили себя: «Интересно, кто этот парень?» Но я никогда не забуду Марвина. Я до сих пор вижу, как стою рядом с ним в приемном покое. Мне нравится каждая минута работы хирурга, и я думаю, что нам, хирургам, повезло, ведь мы действительно воздействуем на пациентов. Если у них рак, мы его устраняем. Если они в состоянии кризиса, мы помогаем преодолеть его.
Люди часто любят своих семейных врачей. Строить долгосрочные отношения с хирургом сложнее. Мы появляемся в критической ситуации, а затем навсегда уходим из жизни пациента. Но за эти годы у меня было много пациентов, которые говорили мне: «Я никогда вас не забуду. Я молюсь за вас каждый вечер». А некоторые приходят ко мне в офис и крепко целуют или обнимают. Должна сказать, мне нравится быть хирургом.
16
Единственный вдох. Гил Факльер
Никто из нас не готов к тому, что может пострадать от внезапного разрушительного события, из-за которого жизненный путь меняется в одно мгновение – в прямом смысле. Мера этих перемен часто определяется в больнице. Гил Факльер работает анестезиологом в Медицинском центре Саннибрука в Торонто. Возможно, в вашей голове всплыл образ врача в хирургической маске, усыпляющего вас перед операцией. На самом деле анестезиолог отвечает за все, что поддерживает нормальную жизнедеятельность во время операции: дыхание, артериальное давление, правильную работу сердца, почек и головного мозга. Доктор Факльер также имеет специализацию реаниматолога – врача, который оказывает особую помощь тяжелобольным пациентам. Он припоминает случай, когда единственный короткий вдох стал поводом для праздника.
В начале 1980-х годов, когда я занимался реаниматологией, в травматологическое отделение нашей больницы однажды ночью доставили тяжелораненую юную девушку, совсем еще подростка. Ей выстрелили в шею во время ограбления. Что и говорить, настоящая трагедия. С ее приездом сразу же запустили травматологический протокол, что означало срочное обращение ко всем соответствующим специалистам: анестезиологу, нейрохирургу, ортопеду, общему хирургу и руководителю травматологической бригады. Как только состояние пациентки стабилизировалось, ее отправили прямо в реанимацию и установили гало-аппарат. Он предназначен для иммобилизации шеи, чтобы при движении не травмировать спинной мозг.
Чем выше травмирован спинной мозг, тем тяжелее последствия, поскольку нарушаются функции всего, что расположено ниже уровня повреждения. С1 – это самое начало позвоночника, а рана на шее девушки была на уровне С3 или С4
[2]. Травма спинного мозга была тяжелой – девушка оказалась практически полностью парализована от шеи вниз. Полная квадриплегия
[3].
Самой насущной проблемой стало дыхание. Девушку подключили к аппарату искусственной вентиляции легких, а это значит, что устройство дышало за нее. Задача состояла в том, чтобы снять ее с аппарата и заставить дышать самостоятельно. В шее, прямо там, куда она была ранена, берет начало один нерв. Он называется диафрагмальным нервом. Если он не работает, диафрагма не движется. А если диафрагма не движется, дышать невозможно.
