Но постепенно восстанавливаешься. Команда восстанавливается вместе. И нас переполняет огромная благодарность за то, что мы живем в Канаде и никогда не столкнемся с подобным сценарием. Этот опыт научил нас ценить то, что есть дома. Мы можем – и должны – жаловаться на то, как тратятся наши доллары на здравоохранение в Канаде, но, в конце концов, это не то бремя, о котором мы все думаем. Нам всем очень, очень, очень повезло.
Я бы с удовольствием изменил систему на Гаити, в Бангладеш или где-нибудь еще, но я этого не потяну. Кто-то однажды сказал: «Я отправляюсь туда не для того, чтобы изменить весь мир. Я отправляюсь туда, чтобы изменить чей-то мир». Вся команда и каждый из нас по отдельности заряжается энергией во время работы там, а порой даже находит утешение. Это напоминание о том, как важно бывает изменить жизнь одного человека. А началось все с единственного эпизода – с двенадцатилетней девочки, которая по-настоящему тронула меня. Честно говоря, в то время я не знал, что она окажет на меня такое влияние. Да, я кое-что понял, но даже предположить не мог, в какой степени этот случай повлияет на мое будущее. Только через несколько недель и месяцев, когда люди стали расспрашивать о моем опыте и я начал переваривать все пережитое, я сказал: «Ух ты! Это был совершенно особый момент». Все годы, прошедшие с тех пор, лицо девочки иногда всплывает в моей памяти без видимых причин. Я вижу ее желтое платье и косички. Нас разделял языковой барьер, но этот взгляд! Я действительно видел в ее глазах благодарность и надежду, что теперь все станет немного лучше.
Я могу поделиться множеством ужасных историй из своего опыта. Например, случаем, когда я думал, что пациент больше не сможет ходить, – но он ходит. Или случаем о восстановлении ноги пациента, которого сбили машиной и бросили на обочине. Но было нечто поэтичное в той конкретной девочке – нечто такое, что изменило мою жизнь и благодаря чему то мгновение осталось со мной навсегда.
33
Одиннадцать минут. Джошуа Безансон
В экстренной ситуации время – всеобщий враг. Оно бежит неумолимо, почти всегда ухудшая перспективы пациента, оказавшегося в бедственном положении. Но противостоять опасному для жизни кризису, одним глазом следя за часами – профессиональный риск для многих врачей.
Джошуа Безансон – старший ординатор, сотрудник отделения скорой помощи в больнице Альбертского университета в Эдмонтоне. Он – молодой врач, который тем не менее уже сталкивался с необходимостью делать правильные вещи в нужное время.
Фото Сары Вандусен
Я работал в одной из сельских больниц Альберты. Больница была крошечная – двенадцать коек, четыре или пять медсестер и горстка немедицинского вспомогательного персонала.
Однажды к нам приехал мужчина около пятидесяти. Он сам вел машину, потому что именно так и поступают в сельской Альберте – никто не ждет скорую. Выглядел он ужасно. Он был весь в поту, и его рвало. По его словам, все было хорошо, а потом он вдруг почувствовал ужасную, сокрушительную боль в груди. Он сказал:
– Полчаса назад я работал за столом, и тут меня накрыла волна тошноты.
Мы приступили к обследованию. Довольно быстро удалось определить, что проблема, вероятно, связана с сердцем. Скорее всего, инфаркт миокарда. Мы сделали электрокардиограмму и действительно обнаружили обширный инфаркт, а точнее, «инфаркт миокарда с подъемом сегмента ST» – самую опасную разновидность. Это означает, что произошла полная закупорка коронарной артерии, из-за чего сердце лишилось кислорода. А это, в свою очередь, может привести к повреждению значительной части сердца. Такой инфаркт у нас часто называют «вдоводелом», потому что в течение первого часа после приступа умирает почти половина людей, перенесших его.
Наша больница находились далеко от любого из крупных центров с кардиологическим отделением, но нам удалось мобилизовать все доступные ресурсы. Я имею в виду буквально все ресурсы, а не только медсестер и врачей, как можно было бы ожидать, поскольку надо было одновременно сделать множество по-настоящему неотложных вещей. Работница кафетерия помогла связаться с женой пациента. Кастелянша принесла чистые простыни и приготовилась помочь с искусственным дыханием на случай, если придется к нему прибегнуть. Абсолютно все в учреждении бросили дела, чтобы прийти на помощь этому больному человеку. Моя роль заключалась в том, чтобы возглавить команду.
У тех, кто попадает в больницу с такими ужасными симптомами – большой закупоркой главной артерии, питающей сердце, – есть только одна надежда на выживание: избавиться от тромба. Для этого мы используем мощные препараты, разрушающие тромбы, – тромболитики. Они похожи на жидкость для прочистки труб: вводишь препарат – и он растворяет все сгустки в организме. Но это сопряжено с некоторыми рисками, самый серьезный из которых – массивное кровотечение. Если кровотечение происходит в головном мозге, то у пациента случается инсульт. Прибегать к такому средству – неоднозначное решение. Последнее, что хочет сделать врач, это ухудшить ситуацию.
Итак, медсестра стояла со шприцем и спрашивала:
– Вводить его или нет? Вам решать.
Приходится мириться с неопределенностью и неясностью в медицине. Старший врач уже ехал в больницу и следил за ситуацией по телефону, но видеть пациента он не мог. Выбор зависел от меня. И, опираясь на всю информацию, которая имелась в той несовершенной обстановке, я подумал, что от препарата будет больше пользы, чем потенциального вреда. Пациенту ввели лекарство.
Самое интересное, что, когда этот препарат работает, он работает очень хорошо. Ты смотришь на ЭКГ и видишь, как смерть отступает прямо на глазах. И ты говоришь себе: «Мне тоже стало лучше».
У нас были все основания чувствовать себя лучше. Мы провели обследование, поставили диагноз, установили внутривенный катетер, уняли боль морфием, дали аспирин и ввели тромболитическое средство – и все это за одиннадцать минут.
Для подобных ситуаций существуют клинические руководства, и они отводят от тридцати минут до часа на то, что мы сделали за одиннадцать минут. Небольшое малообеспеченное учреждение в сельской Альберте сумело обеспечить самое современное лечение и превзойти все контрольные показатели. Не думаю, что даже более крупные центры могли бы конкурировать с нами в этом отношении. Несмотря на все трудности сельской медицины, в этот раз все работало как часы. И это исключительно из-за командной работы.
В маленьких больницах есть особое очарование. Люди знают друг друга. Работа и личная жизнь зачастую пересекаются. Есть вероятность, что кто-то знает самого пациента или его семью. Все имеет привкус неотложной необходимости, который иногда теряется в большом медицинском центре, где пациент чувствует себя винтиком в машине. Вся команда сработала как надо, и я, как руководитель, способствовал этому. Так что я определенно был доволен. Даже кардиологи в Калгари, куда мы отправили пациента, поздравили нас с проделанной работой. Но по-настоящему я осознал это только через несколько недель. После того как больной вернулся домой, он написал редактору местной газеты. Письмо опубликовали с заголовком «Командная работа в больнице: ничего подобного я раньше не видел»:
