– Моя смена уже давно закончилась, – ответила я специалисту. – Всегда ведь что-то случается впервые?
Я попыталась усмехнуться, но он лишь нахмурился, тогда решила просто подождать, пока мне починят слуховой аппарат, пока он починит слуховой аппарат.
Я принесла аппарат Джоан, и она упрекнула меня за медлительность и за то, что неправильно его прикрепила, однако затем заулыбалась. Она снова нас обрела. Можно было вернуться к нашим шоколадкам и историям.
– Я так рада, что вы с этим разобрались, – сказала ее сестра, пока мы шли по коридору. – Ей наконец отыскали дом престарелых, и там с этим было бы гораздо сложнее.
– Да? – Я остановилась и повернулась к ней. – Когда ее забирают?
Все было организовано очень быстро. Джоан выписывали на следующий день. Разумеется, это были хорошие новости.
То недолгое время, что ей оставалось, Джоан будет гораздо комфортнее в более домашней обстановке, вдали от больницы и риска инфекции и изоляции. Я просто не могла представить в ее одиночной палате никого другого.
– Мы сообщим ей в самый последний момент. Она всегда ненавидела перемены.
Моя смена уже давно подошла к концу. По графику следующий день у меня был выходным, так что, покинув Джоан и ее сестру, я отправилась по больнице, чтобы разделаться с оставшимися задачами. Составить выписной эпикриз. Заполнить запросы на анализы крови. Я решила все закончить, чтобы кому-то другому не пришлось заниматься этим на следующий день. Я сидела в разных палатах и болтала с медсестрами. Бродила по отделению неотложной помощи в надежде застать что-нибудь интересное. Дежурный врач несколько раз меня заметил и с любопытством поглядывал. Когда я проверила часы, было уже почти восемь вечера, и я решила, что будет логичней поесть в столовой, чем готовить, когда доберусь до дома.
Я уселась со своим пластмассовым подносом за столик и уставилась на тарелку с нетронутой едой. Что я вообще здесь делаю? Обычно я с нетерпением ждала окончания смены, чтобы поскорее убраться из этого места, однако прошло уже три часа, как должна была уйти, а я все еще искала поводы остаться. До меня не сразу дошло, а когда я наконец поняла, то удивилась, как не осознала этого раньше.
Дело было в Джоан. Я знала, что в понедельник, когда я вернусь на работу, ее уже не будет, и мне не хотелось ее оставлять. Мне не хотелось прощаться.
Я поднялась со своего пластикового стула, оставив на столе поднос с нетронутой едой, и направилась в общую палату.
Вечером палаты выглядят совсем иначе, чем днем. Когда я пришла, посетителей уже не было, и пациенты укладывались спать. Тележки с лекарствами делали свой последний обход. Вокруг кроватей были задернуты шторы. Медсестры сидели за компьютерами, составляя отчеты о минувшем дне.
Я услышала Джоан, еще когда шла по коридору, ведущему в ее одиночную палату. Она жаловалась на свои шнурки, и я улыбнулась.
Ничто так не подбадривает, как ворчащий по какому-то поводу пациент. Совсем больные пациенты никогда не жалуются.
Когда я просунула голову в дверь, младшая медсестра пыталась снять с Джоан обувь. Сестра посмотрела на меня и улыбнулась. Джоан сидела на краю кровати спиной ко мне, что, разумеется, ничего не меняло, но мне почему-то все равно так было проще. Я оглядела ее крошечную фигуру, покатые плечи и завитки белоснежных волос и постаралась навсегда запомнить ее такой.
Медсестра перешла к кардигану, и Джоан принялась жаловаться по поводу пуговиц. Мы с медсестрой снова обменялись улыбками.
– Прощай, Джоан, – прошептала я, зная, что она не услышит. – Счастливого пути.
Я развернулась и ушла.
Когда я вышла в понедельник на работу, Джоан уже не было, и ее имя исчезло из списка пациентов.
Мне больше не нужно было посещать эту палату в другом конце больницы (Джоан лежала там потому, что в профильном отделении не нашлось места). Таких пациентов у нас называли «отщепенцами». Тем не менее пару недель спустя я снова там оказалась. Другой пациент. Другой отщепенец.
Только я собралась уходить, как меня окликнула медсестра.
– У меня есть кое-что для вас, – сказала она, потянувшись к ящику стола на сестринском посту.
Она достала конверт кремового цвета, на котором было написано мое имя.
Внутри оказалась открытка с розовыми и желтыми цветами и словом «Спасибо», выбитым золотыми буквами. Сестра Джоан подписала ее внутри:
«Вы же знаете, что Джоан вас обожала».
И под этими аккуратно написанными словами Джоан с помощью своей сестры дрожащей рукой нацарапала свое имя.
Я знала, что эта открытка навсегда останется со мной. Даже когда Джоан и ее сестры уже давно не будет в живых и я, возможно, сама буду сидеть где-то на краю кровати с покатыми плечами и завитками белоснежных волос, эта открытка будет служить мне напоминанием.
Напоминанием о том, что лучше переживать не о том, какой могла бы быть твоя работа, а о тех незначительных поступках, которые могут кому-то облегчить страдания.
Напоминанием о том, что наша роль в этой жизни далеко не всегда очевидна.
15
Погребенная
Когда находишься в больнице, больше всего запоминаются две вещи. Моменты, когда ты страшно напуган и ни в чем не уверен, и моменты, когда кто-то проявляет по отношению к тебе доброту.
Пациент
Я сохранила не только благодарственную открытку Джоан. Я сохранила и саму Джоан.
Она была со мной каждый день, когда я перемещалась по больнице. Сопровождала во время обходов, на совещаниях по обсуждению рентген-снимков пациентов. Она обедала со мной каждый день в столовой и молча ехала на пассажирском сиденье моей машины, когда я возвращалась домой. Впрочем, не она одна. Другие тоже были рядом. Тридцативосьмилетний отец семейства с раком поджелудочной. Женщина, что вязала в угловой кровати. Умирающая женщина в отдельной палате, молившая о морфине. Парень из интенсивной терапии. Дети из педиатрии с умышленно нанесенными травмами. Смертельно больная женщина двадцати с лишним лет, чья сестра-близнец каждый день навещала ее в палате, напоминая нам всем о разрушительной жестокости рака. С каждым прошедшим днем я собирала в себе все больше и больше людей, и эта ноша неизбежно становилась все более неподъемной.
Первым делом я обратила внимание, насколько медленно стала ходить. Казалось, воспоминания об этих людях хранятся у меня в ногах, и каждый шаг требует неимоверных усилий. Если не было ничего экстренного и я никуда не спешила, чтобы добраться из одного конца больницы в другой, мне требовалось очень много времени.
