Когда мы закончили с покупками, у нас еще остались деньги заплатить за комнату, приобрести палубные билеты на паром до Чеджудо, скромно пообедать и вдобавок отложить на празднование свадеб, для которых мы пока не нашли женихов. Дотащить покупки до гавани оказалось непросто. Оставлять вещи без присмотра не хотелось, так что одна из нас таскала мешки и коробки из комнаты пансиона на пристань, а другая охраняла растушую кучу пожиток. Потом мы по очереди перетаскали вещи по мосткам на паром — там мы присмотрели тихий уголок на палубе возле компании хэнё, которые тоже возвращались домой. Ныряльщицы друг у друга не воруют, а в море не придется беспокоиться, что вещи с парома утащит посторонний.
Волны по пути до Чеджудо были довольно сильные, но в небе не было ни облачка. Мы с Ми Чжа стояли на носу, крепко держась за перила, потому что паром все время подпрыгивал на волнах. Наконец вдали показалась Бабушка Сольмундэ — гора Халласан. Мне хотелось скорее попасть на родной остров — так сильно хотелось, что я едва терпела. Команда чуть ли не целую вечность вела паром мимо мола в искусственную гавань.
Даже с палубы было видно, что за прошедшие девять месяцев многое изменилось. Японских солдат стало гораздо больше — да, определенно намного больше, — чем на материке, а уж в гавани Чеджу мы их в таком количестве точно никогда не видели. Солдаты стояли навытяжку у каждого пункта въезда, выезда и провоза товаров. Военные маршировали строем, вскинув на плечо ружья со штыками. А еще были солдаты в увольнительной: они стояли, привалившись к стенам, или сидели на ящиках, болтая ногами. Гуляя вдвоем по Владивостоку, мы с подругой привыкли к тому, что мужчины свистят нам вслед или кричат непонятные слова, но там все это казалось нам довольно безвредным. Здесь было по-другому. Японцы пристально наблюдали за нами, пока мы по очереди разгружали свои вещи и покупки — одна носит, другая стоит на пристани и сторожит выгруженное. Тут нам ничего не грозило: вокруг пока было полно народу, пассажиры здоровались с родными, торговцы деловито протискивались сквозь толпу, кто-то разгружал сундуки и чемоданы. Но остальные хэнё высадились быстрее нас, и через несколько минут мы с Ми Чжа оказались единственными женщинами на пристани.
Тут я обратила внимание еще на три вещи. Во-первых, в нашем порту пахло не лучше, чем в любом другом из виденных мною, — повсюду вонь от дизельного топлива и рыбы. Во-вторых, обычно на пристани корабль или паром встречали стайки местных парней, искавших способ подзаработать, но сейчас не было ни одного. А в-третьих, при виде японских солдат, моряков и охранников я вспомнила, как к нам на поле завернул японский патруль. Но теперь нам уже исполнился двадцать один, мы стали старше и, наверное, выглядели для солдат привлекательно. Ми Чжа тоже заметила их интерес и спросила:
— Ну и что будем делать? Я тебя тут одну не брошу.
— А я не позволю тебе одной идти до пункта найма хэнё.
Я заметила солдата, который ел какой-то фрукт в нескольких метрах от нас. Мне очень не понравилось, как он на нас уставился.
— Вам, кажется, нужна помощь. Могу я что-нибудь для вас сделать? — спросил вдруг кто-то по-японски. Мы с Ми Чжа повернулись. Я ожидала увидеть японца, но наш собеседник явно был корейцем (какое облегчение!). И вряд ли он родился на Чеджудо: на нем были брюки, белая рубашка с воротником и куртка, которая спереди застегивалась на молнию. Ростом он был едва выше нас, но коренастый, хотя не разберешь, плотный он от тяжелой работы или от хорошей еды.
Ми Чжа слегка наклонила голову и объяснила, что нам нужно перенести вещи в то место, откуда нас отвезут домой. Пока она говорила, мужчина внимательно смотрел на нее, так что я смогла незаметно разглядеть его как следует. Волосы у него были черные, а кожа не слишком загорелая. Он был хорош собой, и при этом его внешность казалась привычной, непохожей на вид советских мужчин, и с японцами уж точно ничего общего. Интересно, кто он такой? Я невольно принялась фантазировать и вообразила нашу с ним свадьбу, потом покраснела, испугавшись, что выражение лица выдаст мои мысли, но эти двое не обращали на меня внимания.
Когда Ми Чжа закончила объяснять, мужчина наклонился поближе и прошептал нам на диалекте Чеджудо:
— Меня зовут Ли Сан Мун. — Дыхание у него было теплое и сладковатое, будто он ел апельсины. Это тоже подтверждало, что он из хорошей семьи, а не просто крестьянский сын, выросший на обычной пище — чесноке, луке и кимчхи. Потом он выпрямился и громко добавил по-японски: — Я вам помогу.
Меня поразила реакция окружающих на эти слова. Многие японские солдаты опустили глаза или отвели от нас взгляды. Стало ясно, что Сан Мун человек влиятельный.
Он щелкнул пальцами, и к нам быстро подскочили трое портовых рабочих.
— Отнесите эти вещи для…
— Меня зовут Ким Ён Сук, — поспешно выпалила я, — а это Хан Ми Чжа.
— Идите с госпожой Ким туда, откуда забирают хэнё; вы знаете, где это. — Он говорил по-японски почти так же бегло и безупречно, как Ми Чжа. — Потом один из вас останется с ней там, а остальные вернутся, проводят госпожу Хан к подруге и донесут остаток вещей.
Я взяла было сумку, собираясь вскинуть ее на плечо, но он тут же меня остановил:
— Нет-нет, не надо, ребята все отнесут.
От такой помощи я почувствовала себя почти богиней. Я зашагала с высоко поднятой головой и прямой осанкой, а рабочие поспешили за мной. Даже не оборачиваясь, я догадывалась, что Сан Мун провожает меня взглядом.
Когда мы дошли до нужного угла, двое рабочих побежали обратно на пристань, как приказал Сан Мун, а один сел на корточки и принялся ждать вместе со мной. Остальные хэнё, собравшиеся здесь, конечно, не могли смолчать.
— Гляньте-ка, у ныряльщицы вдруг появился собственный слуга! — поддразнила меня одна из женщин.
— Ты что, жену ищешь? — спросила другая рабочего.
— Следи-ка за ней получше, вдруг убежит?
Рабочий обхватил колени руками, опустил голову и постарался не обращать внимания на шуточки женщин.
Через полчаса — казалось, прошла целая вечность — появилась целая процессия: на этот раз рабочие катили вещи на тележках, а Ми Чжа и Ли Сан Мун шли рядом. Я даже издали слышала, как смеется наш новый знакомый. И тут я поняла: он специально отослал меня, чтобы побыть наедине с Ми Чжа. Никакого сомнения. Я смотрела, как они подходят, и отметила, что Ми Чжа бледная, как медуза. Неудивительно, что она ему понравилась. За все эти годы я ни разу не испытывала ревности к Ми Чжа, но сейчас почувствовала неприятный укол. Я пригладила волосы и постаралась изобразить характерную для Ми Чжа сдержанность. Такой безупречной, как подруга, мне все равно не стать, но у меня есть и свои достоинства.
Грузовики приезжали и уезжали в разные деревни, но в нужном нам направлении ни один не ехал. Пока мы ждали, я расспрашивала Ли Сан Муна, а он охотно отвечал на мои вопросы. Как оказалось, он родился в городе Чеджу и учился в Японии.
— Отсюда столько народу ездило туда учиться, что на Чеджудо теперь больше образованных людей, чем во всей остальной Корее, — заявил он.
