Эхо моих шагов по олле и ритмичный плеск волн о берег успокаивали меня и наполняли радостью оттого, что я дома. Но как только мы вошли в калитку, я поняла: что-то не так. Дворик между главным домом и маленьким домиком бабушки выглядел неопрятно. Подъемные панели передней стены бабушкиного дома опирались на бамбуковые шесты. Бабушка медленно, с трудом поднялась с пола и вышла во двор мне навстречу. Даже когда я была маленькой, она казалась мне очень старой, но за последние девять месяцев потеряла изрядную часть прежней жизненной силы. Я недоумевающе оглянулась на брата с сестрой и почувствовала тревогу. Мне стало ясно, что их бурные приветствия несколько минут назад вызваны не столько радостью, сколько облегчением, особенно со стороны сестры. Пока меня не было, ответственность за семью лежала на ней.
Я снова спросила:
— А где отец? И братья?
— Братьев забрали японцы, — ответила сестра. — Их призвали в армию.
— Но они же просто мальчишки! — Или нет? Первому брату было девятнадцать, а второму семнадцать. В японской армии попадались солдаты и помоложе. — А когда их забрали? — спросила я. Если совсем недавно, вдруг получится вызволить братьев.
— Их забрали сразу же после твоего отъезда, — отозвался третий брат.
Девять месяцев назад, получается.
— Может, удастся выменять их на еду и другие вещи, которые я привезла, — сказала я, пытаясь придумать какой-то выход.
Родные ответили мне печальными взглядами. Меня охватило отчаяние.
— А от них были какие-то вести? — спросила я, пытаясь найти хоть малейшую надежду, но семья все также тоскливо смотрела на меня. — Они тут, на Чеджудо? — Это значило бы, что братьев просто подрядили на тяжелую работу.
— Мы ничего не слышали, — сказала бабушка.
Моя семья опять стала меньше, а я ничего не знала. Радость от возвращения на Чеджудо — встреча с Сан Муном, предвкушение близости дома, встреча с родными — растаяла, и внутри меня нарастала черная печаль. Но я осталась старшей в семье. Я хэнё, добытчица и опора. Через силу улыбнувшись, я попыталась поднять брату и сестре настроение.
— Они обязательно вернутся, вот увидите, — заявила я. — А пока давайте продадим часть риса, который я привезла. На эти деньги можно хоть ненадолго послать третьего брата в школу.
Сестра покачала головой:
— Это опасно. Ему только-только четырнадцать исполнилось. Японцы заберут его на постройку баррикад или пошлют воевать. Я велела ему днем сидеть в доме и прятаться.
Меня порадовала рассудительность сестры — полезное качество для хэнё. А вот с таким количеством бед трудно было смириться. Но больше всего меня расстроили даже не новости про братьев, а поведение отца: он вернулся домой пьяный сильно за полночь.
* * *
В первое мое утро дома погода выдалась просто ужасная. Остров накрыло густыми тучами. Воздух стал жарким и влажным, так что дышать было тяжело. Собирался ливень, но и он не обещал облегчения — просто к струям пота добавятся еще струи теплой воды. Весь день я внаклонку выкапывала сладкий картофель, стараясь не повредить кожицу, а потом разбирала корнеплоды на три корзины: на пропитание, для продажи на перегонную фабрику, где делали спирт, и для запасов на зиму, которые надо будет нарезать и высушить (очередное утомительное занятие). Я бы лучше ныряла.
На душе у меня было беспокойно. Не то чтобы я скучала по гудкам машин, автобусов и грузовиков, гулу заводов, консервных и перегонных фабрик. Скорее мне не хватало привычного для Чеджудо шума ветра: его заглушал рев японских самолетов, безостановочно взлетавших с трех построенных японцами авиабаз. Жужжание моторов этих хищных птиц неустанно напоминало о планах Японии относительно всего тихоокеанского региона.
Надо мной была воплощенная смерть, подо мной — земля. Рядом, как всегда, трудилась Ми Чжа, а за ней двигалась сестренка, которая не переставая болтала о парнях. Они ее интересовали еще больше, чем нас, и она то и дело спрашивала, когда же сможет выйти замуж.
— По традиции мне полагается выйти замуж первой, — сказала я, — и от твоего нытья дело не изменится. И вообще, рано тебе думать о парнях! — Потом я добавила уже мягче: — Ты хорошенькая, а если окажешься еще и работящей, бабушка наверняка легко найдет тебе жениха.
— Легко? — повторила Ми Чжа, глубоко вонзив лопату в землю, потом вытащила сладкую картофелину и аккуратно стряхнула с нее землю. — На Чеджудо осталось не так-то много мужчин, разве ты не заметила? Тут не Владивосток.
Я повторила привычные объяснения:
— Наши мужчины обычно гибли в море от тайфунов и прочих штормов. Их убивали или изгоняли монголы, а теперь…
— А теперь их забирают в армию японцы, — договорила за меня сестра. Ее так волновала собственная свадьба, что она будто забыла о судьбе собственных братьев. — Многие девушки моего возраста уже вышли замуж по договоренности, а мне никто предложений пока не присылал.
— И мне тоже, — вздохнула Ми Чжа. — Может, дело в том, что у нас нет матерей, которые нашли бы нам жениха.
У сестры заблестели глаза.
— А может, дело в том, что мы не проявили готовности делиться любовью с парнями…
— Лучше помолчи и займись делом! — Эту болтовню следовало прекратить: я слишком хорошо помнила, как сестры Кан хвастались свиданиями с парнями. Им еще повезло, что они не забеременели. Хотя, если подумать, свадьба младшей случилась слишком уж скоро после свадьбы старшей. Так, первый сын Ку Сун родился…
— Ты же знаешь, как говорится, — мечтательно продолжила сестра. — Заниматься с кем-нибудь сексом — это значит делиться с ним любовью.
Делиться любовью, да. Сестры Кан частенько рассказывали о том, как делятся с мужьями любовью, как это замечательно и как они скучают по любви, когда уезжают на заработки.
— Не уверена, что хочу замуж, — заметила Ми Чжа. — Говорят же: когда женщина выходит замуж, три дня ей достается лучшая еда, которой потом должно хватить на всю оставшуюся жизнь. Если это неправда, зачем старшие ее повторяют?
— Чего это ты сегодня такая мрачная? — спросила я. — Ты всегда мечтала о замужестве. Помнишь, мы еще обсуждали, чего мы хотим от супругов…
Она оборвала меня:
— Может, нам полагается хотеть завести мужа, но есть ли в этом что-то хорошее?
— Не понимаю, с чего ты вдруг передумала, — сказала я.
Не успела Ми Чжа ответить, как сестренка воскликнула:
— Делиться любовью — вот чем я хочу заниматься!
Я шлепнула ее по руке.
— Хватит болтать, работай как следует! Нам еще три ряда нужно пройти, прежде чем отправимся домой.
Ми Чжа и сестренка умолкли, а я продолжала думать. Нам с Ми Чжа обеим надо было замуж. Так уж полагается. Мы все время об этом думали, хоть не всегда и высказывали мысли вслух. Мне в сердце запал маловероятный кандидат — Сан Мун. Подруге я о своих чувствах пока не говорила — ждала, пока она тоже кого-нибудь выберет. Но ее новое настроение сбивало меня с толку. Как это она вдруг раздумала, если мы уже несколько месяцев копили деньги на свадьбу?
