Тем временем люди пытались понять, что же хочет сказать новая власть. Дошло до того, что военное командование США даже открыло академию английского языка. Туда приглашали мужчин, которые служили в японской армии, были коллаборационистами или учились за границей. Чжун Бу и Сан Мун оказались в числе записавшихся. Муж так объяснил мне свое решение: «Я не смогу помочь изменить ситуацию, если буду сидеть сложа руки». Я считала мужа очень умным, однако новый язык ему давался с огромным трудом. Он занимался каждый день, и все равно у него плохо получалось. Даже мы с детьми запоминали простые предложения быстрее Чжун Бу. Мы повторяли чужие фразы в форме традиционных песен хэнё, обычно состоящих из вопросов и ответов: «Hello… Hello! What is your name? My name is… Do you have… Yes, I do… Where is… Turn right at…»
[12]
Сан Муна я не уважала, но он освоил язык так быстро, что американцы наняли его почти на ту же работу, какую он выполнял для японцев. Он управлял американскими складскими запасами, обеспечивая перевозку поставок из порта или аэропорта на нужные базы или склады. Ему предоставили жилой дом на базе в Хамдоке, всего в трех километрах от Пукчхона. Он много ездил, часто отлучаясь на несколько дней. Может, именно поэтому Ми Чжа больше не беременела. А вот у меня как раз только-только закончился очередной приступ утренней тошноты. Окружающие с трудом верили, что я уже в третий раз беременна: Мин Ли вот-вот должно было исполниться два, а Сун Су было всего девять месяцев. Хэнё, с которыми я ныряла, меня, конечно, дразнили, но я гордилась собой. Жаль только, что не удалось забеременеть одновременно с Ми Чжа, как в тот раз на дальних работах. Тогда я ощущала невероятную близость с подругой и была уверена, что Мин Ли и Ё Чхан тоже всегда будут близки.
Во время долгих отъездов Сан Муна Ми Чжа доходила с сыном по олле до Пукчхона, а я по пути домой из бультока делала крюк в сторону Хамдока, чтобы встретиться на полпути, почти как в Хадо в дни нашего детства.
— Я сегодня собрала две сетки морских ежей, — говорила я.
А подруга отвечала, что сделала кимчхи, постирала, покрасила ткань или намолола зерно.
Иногда я выходила из-за поворота и видела, как Ми Чжа, опершись руками на верхушку каменной стены, смотрит в море.
— Ты скучаешь по нырянию? — спрашивала я иногда.
Она каждый раз отвечала:
— Море всегда будет мне домом.
Однажды я заметила синяки у нее на руке чуть выше запястья. Мужчина не меняется после женитьбы, и я уже давно питала подозрения насчет Сан Муна, но прямо спрашивать не решалась. Как-то раз я собралась с духом и задала вопрос более общего свойства:
— Ты счастлива?
— Мы с тобой обе наконец замужем, — ответила Ми Чжа. — И знаем о своих мужьях такое, о чем не подозревали в первые недели брака. Например, Сан Мун иногда храпит. И пукает, если съест слишком много турнепса. Когда он возвращается домой, я часто вижу, что он пил — не наше рисовое вино, а напитки американцев. Не выношу этот запах.
Бессмысленный ответ. Ми Чжа это знала, и я тоже знала.
— Мне пора домой, — сказала она и позвала сына. Они вместе пошли по олле, а я долго смотрела им вслед.
* * *
Будучи хэнё, женой и матерью, я все внимание уделяла нырянию, мужу, Ю Ри, двум своим детям и еще не родившемуся малышу. Ныряльщицы говорят: «Мы погружаемся в потусторонний мир, чтобы заработать на жизнь, а потом возвращаемся, чтобы уберечь своих детей». Мы, хэнё, подвластны луне и приливам, но еще на нас влияют разные триады, сопровождающие нас по жизни. Изобилие ветра, скал и женщин. Отсутствие воров, ворот и нищих. Трехступенчатая система, по которой наши испражнения идут на корм свиньям, испражнения свиней — на удобрения в поле, а в итоге свиньи становятся нашей пищей. А еще, хотя мы редко об этом говорили, Чеджудо называли островом трех бед: ветра, наводнений и засухи. Опять ветер, всегда ветер.
Теперь к нам пришли три другие беды. Сначала разразилась новая эпидемия холеры. Умерла бабушка. Очень больно было ее потерять, но еще больше меня мучило, что не я ухаживала за ней в последние часы. Тетка и дядя Ми Чжа тоже умерли. Потом осенью мы собрали очень плохой урожай. Наши основные источники питания — просо, ячмень и сладкий картофель — не уродились. Жителям велели идти на американские раздаточные пункты, где всем выдадут мешки зерна, но бывшие японские коллаборационисты, которых поставили руководить распределением продовольствия, разворовали продукты и продали их на черный рынок. За сорок пять дней цена на рис выросла вдвое — хотя мы его и раньше могли себе позволить только на новогодние празднества. Одновременно стоимость электричества в тех немногих местах на острове, где оно было, подскочила в пять раз.
Да и других продуктов не хватало. Население острова выросло вдвое за счет тех, кто вернулся из Японии после освобождения или сбежал с Севера после разделения страны, но американцы запретили нам торговать с бывшими оккупантами, так что у семей хэнё не было денег на еду. Мы выживали на смеси водорослей и ячменных отрубей. Другие семьи питались картофельной кашицей, которой обычно кормили свиней, так что теперь и свиньи жили впроголодь. В те дни, когда мы не ныряли, я привязывала Сун Су себе за спину, брала за руки Мин Ли и Ю Ри и шла на каменистый берег. Там мы вместе с другими матерями искали песчаных крабов, чтобы сварить из них похлебку. Когда кто-то из детей находил краба, радостный вопль ребенка напоминал сумбисори. А потом я часами выковыривала из крошечных панцирей мясо для похлебки.
Мы с Ми Чжа договорились не спорить о политике, какие бы события вокруг ни бурлили. Полковник Браун, новый американский командующий, заявил по радио, что долгосрочная цель для Чеджудо состоит в необходимости «подтвердить, насколько ужасен коммунизм» и «показать, что американский образ жизни дает надежду».
— Тут только одна проблема, — недовольно прокомментировал Чжун Бу. — Американцы хотят, чтобы мы приняли демократию в удобном для них виде, чтобы нами правил поставленный ими диктатор и чтобы они же при этом все контролировали. А корейцы, особенно тут, на Чеджудо, хотят провести собственные выборы и голосовать по-своему. Разве не в этом состоит суть демократии?
Когда Ми Чжа с семьей приехали к нам в гости, муж снова стал развивать эту тему.
— Надо бы выгнать американцев, как когда-то мы выгнали французских миссионеров, — заявил он убежденно.
— То небольшое восстание случилось много десятилетий назад, — возразил Сан Мун. — Христиане до сих пор здесь, а с прибытием американцев их станет еще больше.
— Но мы должны сохранить независимость! Если мы не боремся за свои идеалы, то в глубине души мы коллаборационисты.
Вот опять это слово — коллаборационисты.
Кое в чем Сан Мун все-таки согласился с моим мужем:
