У меня накопилось множество вопросов, но сначала надо было исполнить долг вежливости.
— Ты поела? Останешься переночевать? — Одновременно я пыталась сообразить, чем накормить Ми Чжа, где ее уложить в маленьком домике учителя и что на это скажет Сан Мун.
— Нет, это ни к чему. Днем муж за мной вернется. — Ми Чжа склонила голову набок. — Дай мне кувшин, и пойдем к деревенскому источнику. Я хочу тебе помочь.
Мин Ли побежала за еще одним кувшином, а Ми Чжа обхватила ладонями мое лицо. Я не могла понять, то ли она изучает следы невзгод, то ли запоминает меня, чтобы хватило до следующей нашей встречи. Так или иначе, в каждом ее прикосновении чувствовалась любовь. Как я вообще могла сомневаться в Ми Чжа?
Мин Ли вернулась, таща корзину с кувшином для воды. Ми Чжа закинула корзину за спину, взяла меня под руку и сказала Мин Ли:
— Показывай дорогу.
У Ми Чжа была очень легкая походка. В ее шагах чувствовалась хрупкость, скрывавшая силу ее тела и разума. Присутствие подруги одновременно радовало меня и беспокоило: в те дни страх, любовь и тревога всегда шли рука об руку.
Я услышала впереди шум суматохи. Меня тянуло вернуться домой, но долг женщин и девочек — носить воду для всей семьи. В Пукчхоне колодец находился на площади, так что именно туда нам и пришлось идти. Нас с дочерью больше не приводили в ужас звуки стрельбы по ночам, и, к сожалению, вид мертвого тела нас тоже не пугал, а вот Ми Чжа, когда мы вышли на площадь и увидели на носилках тела двух солдат в мундирах, громко охнула от страха. Обоих убили выстрелами в грудь. Пятна крови, проступившие сквозь рубашку, напоминали причудливые цветы. Над телами спорили примерно с десяток старейшин.
— Надо отнести их в военную штаб-квартиру в Хамдоке, — сказал один из стариков. — Так мы докажем, что не имеем отношения к их смерти.
— Ни в коем случае! — возразил другой. — Так мы лишь подтвердим, что допустили убийство солдат в нашей деревне.
— Что значит «допустили»? Ведь это они должны были защищать нас от повстанцев…
Ми Чжа стала белее морской пены. Я взяла подругу под локоть, и мы втроем протолкались мимо старейшин к колодцу. Набрав полные кувшины воды, мы поспешили обратно, стремясь побыстрее добраться до дома.
— Если мы отнесем их в Хамдок, военные отомстят.
— Если мы их не отнесем, вот тогда они отомстят.
— Но мы же ничего не сделали! — закричал другой старейшина, будто его крик мог вернуть солдат к жизни.
Выйдя на олле, Мин Ли принялась радостно болтать, будто ничего не произошло.
— А Ё Чхан хорошо считает? Он уже выучил какие-нибудь буквы? Смотри, я умею считать! Один, два, три…
Но зрелище смерти, ставшее для нас привычным, мою подругу все еще пугало. Она по-прежнему была потрясена и не произнесла ни слова с тех пор, как мы оказались на площади.
— Лучше тебе идти домой, — заметила я. — Тут могут начаться неприятности. Если что, Чжун Бу тебя проводит.
— Нет, все в порядке, — еле слышно проговорила она, а потом добавила уже громче: — Я согласна с тем старейшиной, который предлагал отнести тела в Хамдок. Военные поймут, что здешние жители ни в чем не виноваты.
На первый взгляд мы с подругой остались прежними: она легкая по натуре, я приземленная; она умная, я простая. Но ситуация изменилась. Теперь мне казалось, что Ми Чжа будто нарочно не видит, что творится вокруг. В Хамдоке расположились военные, на школьном дворе жили беженцы. Там убивали людей. Положение мужа, скорее всего, давало ей защиту, но разве это повод не замечать ужасных событий? И все же я не стала спорить: мне хотелось воспринимать ее как подругу, а не как жену Сан Муна.
Мы вошли в наш двор. Ми Чжа поставила кувшин с водой и корзину, сняла обувь и шагнула в дом. Мы с Мин Ли молча последовали за ней. Чжун Бу держал на руках Кён Су. Ми Чжа бросилась к малышу с распростертыми руками:
— Дайте же мне на него посмотреть!
Я почувствовала, что муж колеблется: в последний раз они с Сан Муном не очень хорошо расстались. Но потом момент сомнений прошел, и он передал малыша Ми Чжа. Я снова предложила, чтобы Чжун Бу проводил ее домой, но она отмахнулась. Все это заняло несколько секунд.
— Ладно, мне пора в школу, — сказал муж, потом добавил, обращаясь ко мне: — Мальчики одеты и накормлены. Бабушка Чхо скоро придет. Я вернусь к обеду. — И он вышел из дома.
Ми Чжа, все еще держа Кён Су на руках, подошла к Ю Ри — та сидела и играла с кучкой ракушек — и поцеловала ее в макушку. Моя невестка никак не отреагировала, но в этом не было ничего удивительного. Ми Чжа положила Кён Су на пол, достала из кармана яркий шарф, сняла тот, которым были повязаны волосы Ю Ри, и заменила новым.
— Мне его муж купил, — пояснила она, — но я сразу поняла, что он идеально тебе подойдет. Смотри, как хорошо смотрится зелено-пурпурный узор.
Ю Ри прижала руку к подбородку, чтобы показать свою радость. Ми Чжа тем временем оглядела комнату. Не знаю, что она подумала о нашем жилище, а спросить я не успела: взгляд Ми Чжа остановился на мне.
— Ты похудела, — сказала она, — и я никогда не видела тебя такой бледной.
Я не имела привычки часто смотреться в зеркало, но тут невольно коснулась собственного лица. Если подумать, то я и правда стала бледнее Ми Чжа.
— У тебя же трое детей, — сказала подруга с упреком, — тебе надо быть сильной ради них. Каждая мать отдает детям лучшие кусочки, но тебе тоже надо есть.
Я даже не знала, что меня больше задело: ее нотации или осознание того, насколько изменилась ее жизнь. Видимо, Ми Чжа уже забыла, каким бывает отчаяние от мучительного голода.
— В тот день, когда мы впервые встретились…
Не обращая внимания на мои слова, она махнула в сторону моря:
— Вон же твои подводные поля. Пойдем нырять.
— Может, ты не знаешь, но хэнё запретили…
Она вскинула руки таким же жестом воплощенной невинности, как во Владивостоке, когда мы влипали в какую-нибудь историю.
— А мы сейчас не хэнё, которые идут нырять, — заявила она, словно репетируя объяснения для тех, кто нас застанет. — Мы просто две подруги, которые решили поплавать.
— В январе? — с сомнением спросила я.
Она только улыбнулась в ответ, и я решила ей довериться.
К тому времени, как пришла бабушка Чхо, мы с Ми Чжа уже переоделись в одежду, в которой собирались нырять. Мы не стали брать обычные костюмы — по ним сразу стало бы ясно, что мы хэнё. Я обошлась нижним бельем, а для Ми Чжа нашла старую ночную рубашку. Сверху мы натянули обычную одежду. Мы так сосредоточились на стараниях выглядеть непринужденно, что едва обратили внимание на процессию старейшин, которые несли мертвых солдат на носилках в Хамдок. Мы только прижались спинами к каменной стене олле и сделали вид, что перешептываемся, как обычные подруги.
