— Эрти, — в кабинет заглянула Джарис. — Керим говорит, к тебе пришла твоя мать.
— Что? — я едва не рассыпала бумаги. В первую секунду почему-то подумала о своей, земной матери. Тут же, конечно, вспомнила, что этого не может быть. Значит, пришла… моя здешняя мать.
Что ж, я давно не видела ее и действительно буду рада встретиться.
— Пусть кто-нибудь проводит ее в сад.
Дворец Ирмаина ай-Мируза был выстроен двумя изогнутыми симметричными крыльями — каждое со своими башенками, куполами, переходами и галереями: мужская и женская половины. А в пространстве между двумя почти смыкающимися крыльями и располагался сад. Не особенно большой, но в нем хватило места и для нескольких аллей, и для фонтанчиков, и для беседок. Вообще-то он тоже был разделен, но ни Ирмаин, ни слуги, за исключением садовника, в нем практически не бывали, так что сад целиком негласно стал “женским”.
Вспыхнувшая было радость мгновенно угасла, стоило мне выйти в сад. Увы, уже издалека я поняла, что визитом меня почтила Зейнаб, “старшая матушка”, а вовсе не моя кровная мать.
И что она здесь забыла?
За спиной Зейнаб маячила темная фигура, закутанная в плотную ткань с головы до пят.
Само собой, недовольства я не показала.
— Матушка, — я коротко поклонилась, сложив перед собой руки. — Счастлива видеть тебя в здравии.
Жестом я пригласила гостью в беседку.
— А ты неплохо устроилась, — Зейнаб с каким-то недовольством озиралась, поджав и без того тонкие губы. Наверное, в юности она была красива — но я всегда помнила ее вот такой, с вечно недовольными складками у губ и глубокими морщинами между бровями.
Это что… зависть? Ну да, в гареме у отца такой роскоши, как сад, не было.
— Не жалуюсь.
Закутанная женщина в никабе вошла в беседку следом за Зейнаб и устроилась рядом с ней. Я решила ее пока игнорировать. Не представляют — значит, скорее всего, служанка.
Джарис, неотступно следующая за мной, встала чуть в стороне от входа в беседку — так, чтобы ей было хорошо видно все происходящее. Зейнаб косилась на нее с недовольством, однако возразить не могла — здесь хозяйка я.
С поклоном в беседку вошел Рами и поставил на низком столике поднос с фруктами и сладостями. Так же молча с поклоном вышел.
Вот и умница. Бурчать о том, что вечно его отвлекают, будет потом. При своих — можно. А чужим ни к чему знать, что евнухи у нас — сплошь творческие личности.
Что ж, будем считать, что все формальности соблюдены.
— И что же привело тебя ко мне?
— Я слышала, — неторопливо начала старшая жена моего отца, — твой муж дает тебе много воли и слушает твои советы. Даже отправлял самостоятельно выбирать невольниц для гарема.
— Мой муж занятой человек, — я кивнула. — Я стараюсь помогать ему всем, что в моих силах.
— А когда он намерен взять себе еще жен? Неприлично такому уважаемому человеку оставаться с одной женой…
— У тебя есть кто-то на примете? — я решила действовать напрямик. Иначе эти окольные расспросы могут продолжаться еще долго. А у меня дел невпроворот.
И Зейнаб уверенно кивнула.
— Сафира, — она обернулась к закутанной фигуре, и та, наклонив голову, стянула никаб. А затем посмотрела прямо на меня.
— Но… ты же…
Сказать, что я была шокирована — ничего не сказать. Сафира точно не стала вдовой — она была еще замужем, когда я покинула родные стены. То есть всего пару недель назад. И если бы ее муж умер, она все еще была бы обязана носить черно-белые траурные одежды.
И если она не овдовела, значит…
— Талак?
Сафира, сузив глаза, коротко кивнула.
Интересно, что же она такого натворила, что муж вышвырнул ее? Разводы — большая редкость.
Пожалуй, я была впечатлена — наглостью обеих. Женщина, над которой муж произнес талак — развод — возвращается в дом отца с позором. Если ее там, конечно, вообще примут. Если бы я вернулась с талаком, в лучшем случае Зейнаб отправила бы меня на самые черные работы…
А сейчас они сидят передо мной как ни в чем не бывало. И надеются, что устрою новый брак для опозоренной сестры?
— Ты высоко взлетела, но должна помнить, откуда пришла… — уверенно начала Зейнаб.
— Должна? — я вздернула брови. — Мой супруг отдал за меня богатый калым. Я принесла своему отцу почести и немалые деньги. Не думаю, что я что-то должна.
И она… опустила глаза. Помолчала.
— Ты изменилась…
— Просто немного повзрослела.
На 38 лет — не так уж и много ведь на самом деле, правда?
— Нила, — Зейнаб снова подняла на меня глаза. Ну надо же, она все-таки помнит, как я просила себя называть! То есть раньше она этого не делала специально, чтобы побесить? — Ей некуда больше идти. Твой отец… очень разгневался.
Еще бы!
— Прошу…
Ого! Честно говоря, не ожидала, что Зейнаб вообще умеет просить.
По-хорошему, выгнать бы их обеих в шею. За 17 лет жизни Нилы ни от одной из них я не слышала доброго слова.
Но… во-первых, правила разводов здесь страшно бесили меня саму. Какой бы ни была Сафира, такой участи она не заслужила. Не говоря уже о том, что за прошедшие шесть лет она могла и измениться. В конце концов, в детстве она просто копировала отношение своей матери.
И было еще одно обстоятельство…
— Сафира? А сама ты что думаешь?
Та чуть дернула уголком губ.
— Я пришла к тебе. Как просительница.
Ну да… наверное, она считает это унизительным для себя.
— Ты понимаешь, что здесь я — старшая, и здесь — мои правила?
— Понимаю.
— И..?
— Я буду тебя слушаться.
— Хорошо, — я снова обернулась к Зейнаб. — Пожалуй, я могу попробовать уговорить своего мужа. Но ты должна понимать, что опозоренную жену никто не примет без приданого…
Вообще-то ее и с приданым никто не примет, но не будем вдаваться в детали.
— Твой отец…
Я жестом остановила ее.
— Мой супруг — ученый муж. У отца, сколько я помню, очень неплохая библиотека, собранная еще его дедом… думаю, ее почтенный ай-Мируз сочтет достаточной компенсацией.
— Что?! — обе собеседницы изумленно вытаращились на меня. — Но…
— Библиотека или ничего, — отрезала я. Вообще-то у Ирмаина своя потрясающая библиотека. Но у отца действительно есть несколько настоящих редкостей, от которых мой дорогой супруг уж точно не откажется. — Ах да… вместе с Мариам, разумеется.
*