— Серьезно? Я жутко проголодалась, — хнычет Лиза-Мари. Я никак не реагирую, и она добавляет: — Можно нам хоть корзинку с хлебом?
— Сию минуту, — обещает официантка и исчезает.
Лиза-Мари легко толкает меня под столом:
— Я возьму бургер.
Вместо того чтобы открыть меню, кладу его на стол и откидываюсь на спинку, в упор глядя на мать. Ее это страшно нервирует — она не может подолгу смотреть собеседнику в глаза. За два года, что мы не виделись, Лиза-Мари особо не изменилась — к моему разочарованию, мы с ней по-прежнему похожи. Хотя волосы вроде светлее и зубы неестественно белые. И губы накачаны? Или мне кажется?
— Как Джуниор? — спрашивает она.
— С папой все в порядке.
До чего же бесит, что она в жизни не скажет «твой отец». Типа он заслуживает называться отцом не больше, чем она — матерью.
— А школа?
Ну уж нет. Не дождетесь.
— Ты зачем приехала?
Лиза-Мари допивает пиво и смотрит в окно.
— Все такой же противник светских разговоров?
— Угу.
Я, может, с виду и спокойный, а внутри все клокочет. С матерью я вечно начеку: никогда не знаешь, что она выкинет.
Появляется официантка с водой, корзинкой с булочками и кусочком масла, завернутым в фольгу.
— Я, пожалуй, повторю, — говорит Лиза-Мари и машет пустой бутылкой пива. Потом берет булочку, разламывает пополам и намазывает все масло на одну из половинок. — Ты начал подавать заявки в колледжи?
— Уже подал, — отвечаю.
— Когда узнаешь результат? — спрашивает она и откусывает приличный кусок булки.
Аккуратно разрываю бумажку на соломинке.
— Через несколько месяцев.
Какое-то время она молча жует, потом проглатывает и говорит:
— А что с финансами? Как собираешься оплачивать учебу?
Мать снова вгрызается в булочку. На губах остается след от масла, она берет салфетку и вытирает рот.
— Там видно будет, — говорю.
Она выгибает бровь:
— Помощь нужна?
— Конечно.
Так. Какого черта она тратит мое время? Я ее месяцами упрашивал заполнить заявление для финансовой помощи студентам. В конце концов она сподобилась — и на том спасибо.
— Я за тем и приехала.
В груди непривычно щемит — я уж и не помню, когда испытывал надежду в отношении матери. Тут же подавляю непрошеную эмоцию — плавали, знаем.
— Чтобы мне помочь? — переспрашиваю. — Интересно чем?
Мать закатывает глаза, мол, какой я тугодум:
— Тем, что заплачу за твой колледж.
Рядом вырастает официантка с пивом для Лизы-Мари и спрашивает:
— Заказать готовы?
— Да, пожалуйста. Я умираю с голоду, — поспешно говорит мать и заказывает бургер.
— Мне то же самое, — еле слышно произношу я из-за переполняющих меня эмоций.
Официантка забирает у нас меню и отходит. Лиза-Мари кладет локти на стол и награждает меня ослепительной улыбкой. Я уже почти улыбаюсь в ответ, но тут она говорит:
— У нас появилась потрясающая возможность.
Застрявший в горле комок мгновенно рассасывается. Скорее похоже на рекламную завлекаловку, чем на предложение профинансировать мою учебу.
— Неужели, — говорю.
— Так вот. В казино заходят всякие интересные личности, — невозмутимо продолжает она. — Иногда, бывает, разговоримся, и не обязательно об их ставках.
Только этого не хватало! Очередной бойфренд, с которым она жаждет меня познакомить? Да будь он хоть из золота, в гробу его видал.
— И что?
— В прошлом месяце я познакомилась с одним парнем… — Я непроизвольно закрываю глаза, но тут же их распахиваю. — И представляешь, он слышал о Стерджисе.
— То есть? — В затылке начинает неприятно покалывать. — Что слышал?
— Смотри: он журналист, занимается реальными преступлениями…
Дальше можно не продолжать.
— Гуннар Фокс, — обреченно констатирую я.
И как я сразу не сообразил, когда мистер Дельгадо упомянул о «выскочке из Лас-Вегаса»! Город, конечно, немаленький, только у моей матери талант притягивать всякое ничтожество вроде Фокса.
Она удивленно вскидывает брови:
— Ты его знаешь?
— Ага, видел компромат на Шейна, — говорю. — «Убойные детки». Жесть.
— Дело в том, что Гуннар хочет совершить революцию в жанре реальных преступлений, уйти от старомодных, раздутых шоу, которыми забит эфир. — Такое впечатление, что передо мной говорящая кукла, которую Гуннар Фокс дергает за нитки. — Все криминальные программы на одно лицо, понимаешь? Никакой фантазии.
— На то они и криминальные шоу, — говорю. — Об убитых людях.
Лиза-Мари отмахивается — пытается разогнать негатив, который мешает увидеть суть.
— Просто он дальновидный человек.
Беру булку — мне срочно надо выместить на чем-то злость.
— А я — следующий «убойный ребеночек»? — выхожу из себя. — Ты вроде как предупредить приехала, дать мне шанс, которого не удостоился Шейн?
— Не говори ерунды, — огрызается Лиза-Мари. — То, что в свое время наплел мальчишка Дельгадо, не сходится. Пора вывести его на чистую воду. Ты — совсем другое дело. Я Гуннару так и сказала: мой ребенок ни за что не стал бы покрывать отморозка, если бы не боялся за свою жизнь.
— Что?! С чего ты взяла? — Смотрю на нее выпученными глазами. — Я ничего подобного не говорил. Что за бред ты несешь?
— Ты ничего не говорил, потому что не мог, — торжественно изрекает Лиза-Мари. — В конце концов я это поняла. Больше тебе нечего бояться, Трей. Теперь у тебя есть защита и возможность рассказать всю правду.
— С ума сойти.
Запихиваю здоровенный кусок булки в рот, на секунду воображая: вот сейчас подавлюсь и Лиза-Мари наконец замолчит. Как же! Ее не заткнешь.
— Именно! Гуннар прекрасно понимает цену твоему свидетельству и готов за него заплатить. Десять тысяч за появление в «Не уверен — не убивай». Десять тысяч долларов! И это лишь исходное предложение. Думаю, мы сможем сторговаться и подороже. Представляешь?
Не то слово. Такая сумма покроет чуть ли не целый год учебы в Массачусетском университете, а дальше — кто знает? Об этом можно волноваться потом, когда я уже вырвусь из Стерджиса. Дожевываю, проглатываю и говорю:
— Нет.
Лиза-Мари хмурит брови:
— Что значит «нет»?
От булочки, которую я крошу в руках, мало что осталось.
