— Спасибо.
— Я дам тебе доступ к папке с фотографиями, — добавляет она, беря в охапку свой ноутбук. — И не волнуйся: камень среди них самый чернушный.
Посвящаю остаток вечера заполнению таблицы с серийными женщинами-убийцами. Круглый стол по этой теме на следующей неделе, Линдзи вся на нервах, словно перед экзаменом, — уж очень не хочет ударить в грязь лицом в случае внезапного появления Рамона д’Артуро. Заканчиваю в шестом часу и достаю телефон, чтобы проверить сообщения.
Наш групповой чат с Оливией и Иззи в последнее время чуть поутих, но жизнь в нем еще теплится. Первым делом захожу туда. Иззи переживает из-за очередного бойфренда (отвечаю: «Ты наверняка понравилась его маме. Просто у нее такое лицо»), а на регулярно всплывающий вопрос Оливии по поводу челки безапелляционно пишу: «НЕТ». Пробегаю глазами батарею сообщений от Мэйсона: друг провел большую часть субботней вечеринки у Шарлотты, болтая с Джефом, и теперь разбирает по косточкам их разговор. Надя хочет скооперироваться для подготовки к предстоящей контрольной по математике, а Элли прислала видео, где играет на флейте Despacito, — я в таком восторге, что закидываю ее гифками с аплодисментами.
От Триппа по-прежнему ни слова.
Честно говоря, возвращение в Стерджис, вопреки ожиданиям, не сильно напрягает, вот только Трипп Тэлбот — такая же заноза, как и в восьмом классе. Разговоры с ним жутко раздражают, но это ничто по сравнению с тем, когда мы не разговариваем.
Собираю вещи, замечаю открытый ноутбук и решаю зайти на диск «Мотива». Нахожу папку Уильяма Ларкина. Линдзи не подвела: у меня есть доступ к папке под названием «Фото/Изображения». Копирую один за другим все снимки себе на телефон, потом щелкаю на ссылку с видео, которое проигрывала во время презентации на круглом столе.
«Мне нравилось работать в школе Элиота. Но Сент-Амброуз — это нечто особенное», — говорит с экрана мистер Ларкин.
Останавливаю видео и гуглю школу Элиота. Передо мной всплывает адрес и снимок с воздуха группы красных кирпичных зданий в Провиденсе, утопающих в осенней листве. Выбираю опцию «О школе», прокручиваю вступительное слово и краткое представление, пока не дохожу до директора. Первое предложение гласит: «Джонатан Бартли-Рид занимает должность главы школы с первого июля 2013 года».
Внизу страницы — номер телефона. Набираю и жду, хотя кто ответит в такое время? Трубку снимают после второго гудка.
— Кабинет Джонатана Бартли-Рида, — произносит женский голос.
— Ой, здравствуйте. — Быстро оправляюсь от неожиданности и спрашиваю: — Мистер Бартли-Рид на месте?
— К сожалению, уже ушел. Я могу ему что-то передать?
— Пожалуйста, скажите, что звонила Бринн Галлахер из… — Откуда бы назваться? Из «Мотива»? Пожалуй, не стоит. — …школы Сент-Амброуза в Стерджисе, Массачусетс.
— Разумеется, мисс Галлахер. Можно узнать, по какому поводу?
— По поводу бывшего сотрудника.
— Конечно. Будьте добры, оставьте свой номер. — Диктую, после чего слышу: — Я передам директору, чтобы позвонил вам при первой же возможности. Всего доброго.
— Спасибо, вам также, — благодарю и отключаюсь.
Какое-то время не спускаю глаз с застывшей картинки на экране компьютера. Мистер Ларкин в классе, как обычно, присел на краешек стола — его излюбленная поза во время обнадеживающих бесед.
«Если жизнь подкидывает тебе лимоны, сделай из них лимонный пирог».
— Я стараюсь, — вздыхаю я в пустой комнате.
Глава 18. Трипп
— Сообщения должны были прекратиться! — цедит сквозь зубы Шарлотта, сжимая мобильный. — Колин уже устроил представление, что ему от нас еще нужно?
— Кто сказал, что это Колин? — резонно замечаю я, удаляя новое «убийца» из телефона. — В его положении шаг чересчур рискованный.
Джеффриса отстранили от занятий, он сидит дома в ожидании отчисления из школы — почти стопроцентно.
Я мог бы разделить его судьбу вместо того, чтобы во вторник после уроков заниматься в библиотеке. Мысленно благодарю Шейна. Выходит, мы не такие уж поверхностные друзья, раз он второй раз за неделю спасает мою шкуру.
Смутно помню, как он волок меня к дому на субботней вечеринке. Потом Шарлотта поднялась со мной наверх и заставила лечь в кровать. Я сильно переживал по поводу грязных штанов и возражал, а она уговаривала каким-то неестественным голосом: «Ничего страшного, завтра сменю белье. Подумаешь, немного грязи. Мы же друзья».
Шейн пожимает плечами, не подозревая, о чем я только что вспоминал.
— Кто сказал, что у Джеффриса есть мозг? — бурчит он.
Шарлотта хмурится, теребит край открытого учебника, в который за все время, что мы здесь, ни разу не заглянула.
— Ох, не нравится мне это, — вздыхает она. — Жутко не нравится. Постоянно проверяю тот мерзкий канал, не появилось ли чего-то еще.
— Какой канал? — спрашиваю.
— Ясно какой. — Она морщит нос. — Этого ублюдка Фокса.
Шейн кладет руку на спинку стула Шарлотты:
— Успокойся, детка, я же сказал, что мой предок его прищучил. Гуннар Фокс погребен под лавиной судебных исков.
Несмотря на обычный беззаботный тон, я улавливаю в голосе Шейна напряжение, которое означает только одно: Гуннар Фокс волнует его сильнее, чем он готов признать. Это не первая трещина в привычной ауре золотого мальчика, и мне не по себе. Если уж Шейн Дельгадо не выдерживает давления из-за вновь поднявшейся шумихи вокруг мистера Ларкина, то на что рассчитывать нам с Шарлоттой?
Судя по тому, как та ерзает на стуле, мысли у нас схожие.
— Трипп, что именно сказала твоя мать? — спрашивает она. — «Мотив» тоже занялся этой историей? Ведь они вполне легитимное телешоу.
— Ну да, — говорю. — Только Лизу-Мари хлебом не корми — дай посочинять, так что я бы особо не заморачивался.
— Зачем ей такое выдумывать?
— Чтобы заставить меня плясать под ее дудку.
— Так поступают только в токсичных отношениях, — заявляет Шарлотта, и я прыскаю со смеху.
— Знала бы ты мою мать — поразилась бы, до какой степени попала в точку.
— Но ты же не согласишься?
— На что?
— На интервью с Гуннаром Фоксом, — раздражается Шарлотта. — Он тебя просто заманивает. Посадит перед камерой — и огребешь так, что мало не покажется.
А ведь она и половины не знает. Бредовыми домыслами Лизы-Мари я решил не делиться. «То, что тогда наплел этот Дельгадо, не сходится. Пора вывести мальчишку на чистую воду. Ты — совсем другое дело. Я Гуннару так и сказала: мой ребенок ни за что не стал бы покрывать отморозка, если бы не боялся за свою жизнь».
Не успеваю ответить, как встревает Шейн:
