— Ой. — Он на секунду стушевывается. — Конечно.
— Спасибо, я мигом!
Дождавшись, когда он завернет за угол, юркаю в офис Линдзи.
Ноутбук по-прежнему не заблокирован. Кладу пачку бумаг на стол и разворачиваю экран к себе. Почта открыта, захожу в отправленные и щелкаю на последний имейл с темой «Прошлое Ларкина (?)» на адрес Карли Диаз. Пересылаю его на второй гугл-адрес, который завела, чтобы не давать настоящий.
Внезапно в коридоре раздаются голоса, один из которых, без сомнения, принадлежит Линдзи. Удалять переправленное сообщение некогда, остается надеяться, что она не заметит.
Выйти я тоже не успею.
Ставлю ноутбук на место, хватаю бумаги и отпрыгиваю как можно дальше от стола.
— Привет! — громко здороваюсь и размахиваю перед носом входящей Линдзи пачкой бумаг. — Энди просил отдать.
— Господи, Бринн, ты меня напугала! — Линдзи прижимает руку к сердцу. — Что это?
— Материалы… — Как там Энди выразился? — …для изучения конкурентного ландшафта.
Она делает гримасу:
— С чего вдруг? Ну ладно, спасибо.
— Пожалуйста, — говорю я и спешу в свою кабинку, чтобы поскорей закончить с бумагами и проверить дома свой гугл-аккаунт.
* * *
Линдзи, как всегда, лаконична и конкретна.
Наводки, поступившие через веб-сайт, в основном бесполезны, кроме одной: «Фото похоже на парня, которого я знал раньше, только того звали Билли Роббинс». Я связалась с автором сообщения — он вырос в Нью-Гэмпшире и узнал Уильяма Ларкина по фотографии. Я проверила судебные базы данных по шести штатам Новой Англии на предмет смены имени и нашла человека, который одиннадцать лет назад поменял имя с Уильяма Декстера Роббинса на Уильяма Майкла Ларкина.
Поискала Уильяма Роббинса — их не счесть — и наткнулась на потенциально подходящую статью о некоем Декстере Роббинсе. Прилагаю.
Дай мне знать, что думаешь.
Линдзи.
Открываю статью четырнадцатилетней давности из «Профсоюзного лидера Нью-Гэмпшира» и читаю:
ЖИТЕЛЬ ЛИНКОЛЬНА СООБЩАЕТ
О ПРОПАЖЕ ЖЕНЫ И МАЛЕНЬКОГО СЫНА
В округе Графтон объявлен розыск двадцатишестилетней Лайлы Роббинс и трехлетнего Майкла Роббинса из Линкольна. Об их исчезновении сообщил муж Лайлы, сорокадвухлетний Декстер Роббинс, который вернулся с охоты со своим пятнадцатилетним сыном от первого брака.
Декстер заявил, что последний раз видел жену и сына в пятницу, пятого марта. Он попрощался с ними и ушел со старшим сыном в хижину в горах Уайт-Маунтинс, принадлежащую его другу. Роббинс не смог предоставить более свежую фотографию жены, кроме фото из выпускного школьного альбома.
Один из соседей сообщил, что не удивлен исчезновением Лайлы и Майкла.
«У Декстеров настоящий домострой, — поделился сосед, заручившись гарантией анонимности. — Лайла почти не выходила из дома. Даже странно, что он оставил ее на выходные одну. А так вообще никуда не отпускал, кроме церкви».
Семья Роббинс — прихожане церкви фундаменталистов, расположенной в Кросс-Крик, Нью-Гэмпшир. Их религия, помимо прочего, запрещает своим приверженцам пользоваться услугами современной медицины.
«У Майкла астма, но Декстер его не лечил, — сообщил сосед. — Как ни увижу, бедный малыш все время задыхается».
В заключение сосед сказал: «Любой на месте Лайлы сбежал бы, появись такая возможность».
Сижу, прислонившись к спинке кровати, и изучаю две фотографии к статье: на одной сильно накрашенная молодая женщина с осветленными волосами, на другой — темноволосый малыш на руках у подростка. Подпись под первым снимком: «Лайла Роббинс, восемнадцать лет», под вторым: «Майкл Роббинс, три года, со сводным братом Уильямом». Лица у обоих мальчиков нечеткие, но я могу себе представить, что, если растянуть плотно сжатый рот старшего в улыбку, человек вполне сойдет за мистера Ларкина.
Статья появилась, когда старшему сыну Декстера Уильяму было пятнадцать лет. Четыре года назад ему исполнилось бы двадцать пять, как мистеру Ларкину на момент смерти. А малышу, который пропал вместе с матерью, тогда было бы тринадцать, а сейчас семнадцать. Как мне и моим одноклассникам.
«У меня в той школе брат».
Глава 26. Трипп
Мистера Соломона хоронят в пятницу. Я не пойду.
Школу тоже прогуляю. Как и работу. Даже удивительно: можно просто взять и на все забить — и мир не рухнет. Жаль, я раньше об этом не знал — выкладывался на все сто. С тем же успехом мог бы вообще ни черта не делать.
Заходил в прошлую субботу в магазин, так как дома закончилось спиртное. Тетка за прилавком лишь рассмеялась мне в лицо и прогнала. Теперь смеюсь я, потому что парень с парковки за двадцатку с большим удовольствием купил все, что нужно.
«Держи, школьничек, — сказал он. — Только залпом не пей».
На мне был пиджак Сент-Амброуза вместо куртки, потому что, во-первых, мне не холодно, а во-вторых, куртку я где-то посеял.
И опять моя очередь смеяться, потому что выпил я бутылку именно залпом.
Папа шлет мне сообщения, которые я не читаю. Сказал, что температурю.
Иногда просматриваю видео Лизы-Мари и скриншоты с ее телефона. Так и подмывает послать их Шейну, чтобы мистер Дельгадо раз и навсегда разделался с ней и с Гуннаром Фоксом. Предвкушаю ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения, останавливает только страх, что мистер Дельгадо услышит ее слова: «Я довольно рано начала подозревать, что Ноа не такой, как другие дети».
Она, понятное дело, врала. С другой стороны, какой нормальный человек прожил бы четыре года как ни в чем не бывало после того, что я сделал? Похоже, смерть мистера Соломона неожиданно вывела меня из ступора. Думаю, что от вида мертвого тела, которого я по-прежнему не помню, во мне что-то переклинило, и с тех пор я пребываю в аду.
Лиза-Мари всего лишь напомнила, что там мне самое место.
Я постоянно сплю, свернувшись калачиком на диване, — отсыпаюсь за четыре года. Почему-то нигде не говорится, что причастные к убийству страдают бессонницей.
* * *
— Трипп, Трипп, да подними ж ты наконец свою задницу!
Меня трясут за плечо, причем со всей силы. Со стоном продираю глаза и тут же зажмуриваюсь от боли из-за яркого света. Я и так знаю, кто передо мной. По голосу.
— От тебя несет как из пивоварни, и видок хуже некуда, — грохочет над ухом Регина.
— С добрым утром, — мямлю в ответ.
— Температура у него, видали? Знала ведь, что врешь. А ну садись! — Она тянет меня, пока я не принимаю вертикальное положение. — Я из-за тебя пекарню закрыла, так что имей совесть и хоть сядь по-человечески.
