Сомневаюсь, однако, что директор представлял себе в этой роли Шарлотту Холбрук. Ей уж точно все сошло бы с рук. Я рассудил, что инспектор Патц вполне способен додуматься до этого сам.
— Я, конечно, удивился.
— Чему именно?
— Что деньги нашли в ее шкафчике. Это она их украла?
Инспектору Патцу мои вопросы явно не нравились. Во всяком случае, отвечать на них он не спешил.
— Ты дружишь с Шарлоттой?
— Нет. — Тогда это было чистой правдой.
— А с Шейном Дельгадо?
— Нет. — Опять правда.
Не помню точно всех вопросов, но в какой-то момент Патц переключился на меня.
— Мы не поленились и поговорили с твоими одноклассниками, Трипп. Все к тебе хорошо относятся. Кроме, может, пары ребят.
— Правда?
Я изобразил удивление, хотя точно знал: он имел в виду Бринн.
Мой отец, который с начала разговора пребывал вроде как в спячке, встрепенулся и упер локти в стол.
— А это здесь при чем? — спросил он. — Мало ли, дети не поладили.
— Конечно, мистер Тэлбот. Я просто хочу лучше понять вашего сына.
— Он хороший мальчик. Честный, хороший мальчик, который старается вам помочь.
Никакой благодарности за то, что отец за меня вступился, я в тот момент не испытывал. На уме было только одно: скорей бы он заткнулся и нас отпустили.
* * *
Заканчиваю работу в седьмом часу вечера. Прощаюсь с Региной, выхожу из пекарни. Пишу папе: «Что у нас с ужином?»
«Ничего хорошего, — пишет он в ответ. — Так и не успел сегодня за продуктами».
«Взять по дороге что-нибудь у китайцев?»
«Было бы отлично. Я заплачу».
Ага, заплатит. Держи карман шире.
Звоню в «Золотой дворец» и заказываю наше излюбленное: жареный рис с креветками и говядина с брокколи. Эти блюда несравнимо лучше их остального ассортимента. Они там почему-то вымазывают все свои мясные изделия толстым слоем масла и жарят до одурения. Пару лет назад родители Шейна водили нас в «Китайский квартал» — я впервые в жизни отведал настоящей китайской кухни. Помню, одних пельмешек съел тогда столько, сколько вешу сам; оторваться не мог. С тех пор я презираю «Золотой дворец», но что делать, если они готовят быстро, дешево и расположены в двух шагах от дома?
Прохожу мимо «Скобяных товаров Риччи», и, когда равняюсь с мужской парикмахерской «У Мо», дверь приоткрывается. Кто-то безуспешно силится выйти, я хватаю ручку и тяну на себя.
— Здравствуйте, мистер Си! — приветствую я низенького седовласого старичка. В ответ тот всматривается в меня водянистыми глазами.
— Простите? — неуверенно начинает он, затем его лицо проясняется: — А, Ноа! Как поживаешь? — Мистер Соломон до самой пенсии работал садовником в Сент-Амброузе. Прозвищ он не признавал. — Не узнал тебя сразу. Вы, дети, так выросли, уму непостижимо. Совсем уже взрослые.
— Что поделать, — говорю не своим обычным, а эдаким сердечным голосом. Сам не пойму, почему так реагирую на стариков. Особенно на мистера Соломона, который в последнее время сильно сдал. Левой рукой он прижимает к себе красный ящик для рыболовной снасти. Только упаси вас бог спросить, не собрался ли он на рыбалку! Это его портативный банк, он доверху забит мятыми банкнотами. Мистер Си носит его повсюду с собой — в супермаркет, в аптеку. Передать не могу, до чего такие вещи меня расстраивают.
Слышу собственный голос:
— Как чувствует себя ваш сад?
Вопрос дебильный, учитывая, что на дворе январь, но мистер Си так и сияет.
— Переживает не лучшие времена, но я сумел-таки кое-что усовершенствовать.
Дом мистера Соломона стоит на границе между Стерджисом и Стаффордом — гораздо более приятным городком, в котором живет Шейн. Ребенком я воображал, что у садовника есть портал в параллельное измерение, потому что его двор походил на волшебный сад, перенесенный в Новую Англию из другого мира: весь заросший виноградной лозой, фруктовыми деревьями и цветами размером с мою голову.
— Заходи проведать как-нибудь, — продолжает мистер Соломон. — Расскажешь мне за чаем свои новости.
— Обязательно, — заверяю. Надеюсь, он, как и я, понимает, что никто заходить не собирается. — Мне пора, мистер Си, заказ стынет. Дверь уже можно отпустить?
Я все еще придерживаю дверь, а он так и не двинулся с места. Его старческое лицо становится сердитым.
— Так это ж ты не даешь мне пройти, — ворчит он, и я понимаю: минутка ностальгии окончена.
— Виноват.
Я отступаю, пропуская его. Он шаркает мимо и зло косится в мою сторону. Вот опять: я знаю, старик слегка не в себе, но в этом городе я шагу не могу ступить без ощущения, что кому-то мешаю. Поэтому я жду не дождусь, когда отсюда свалю.
В «Золотой дворец» я прихожу слишком рано. Расплачиваюсь, сажусь на банкетку в вестибюле, не заметив, что там уже ждет посетитель. Вдруг слышу:
— Неужели Трипп Тэлбот собственной персоной?
Весь мой скудный запас учтивости израсходован на мистера Соломона, так что я угрюм и неприветлив.
— Здорово, инспектор Патц.
На полицейском парка с подстежкой, шарф и вязаная шапка футбольной команды «Пэтриотс». Волос под шапкой не видно, но меня не обманешь — я достаточно насмотрелся на Патца в городе и знаю, что он бреется наголо, маскируя залысины.
— Заказ забираешь? — спрашивает он.
Нет, просто пришел на их банкетке посидеть.
— Ага, вы тоже? — произношу вслух, я же не идиот.
— Жена от их меню без ума.
— Класс, — бурчу, пытаясь вспомнить, знал ли я, что Патц женат. Решив, что мне абсолютно все равно, утыкаюсь в телефон. Не успеваю открыть игрушку, чтобы скоротать время, как инспектор заводит разговор:
— Я слышал, Сент-Амброуз задумал мемориальный сад в честь твоего учителя, мистера Ларкина. — Я равнодушно киваю и молчу. Однако он не сдается: — Знаешь, я все еще думаю иногда о том случае. Ты был первым свидетелем, которого я допрашивал по делу об убийстве.
Первым и, скорее всего, последним. Мелких преступлений в Стерджисе хватает, а убийств после мистера Ларкина больше не было. Такой ответ ему вряд ли понравится, поэтому как можно любезнее мычу:
— Надо же.
— Детей допрашивать непросто, — продолжает он. Чего прицепился? Может, извиниться, что мне тогда было тринадцать? — Не так давно я беседовал с мальчишкой, свидетелем ограбления, так он все время менял показания. То одно скажет, то другое. А то вообще забудет или промолчит о чем-то важном.
В углу вестибюля стоит нагреватель, который шарашит так, что превращает «Золотой дворец» в сауну. Я откидываю волосы со лба и говорю:
