– Можно ждать, параллельно собирая информацию, которая доказала бы суду, что Васильева не может достойно исполнять свои материнские обязанности по отношению к ребенку. Один раз она уже бросила девочку, сбежав из родильного дома, и почти три года не интересовалась ее судьбой. Поверь мне, это очень весомый аргумент, который ни один судья не отбросит просто так. Этой женщине придется очень постараться, чтобы доказать, что она имеет намерение и возможности полноценно воспитывать ребенка. Именно возможности, Наташа. Органы опеки будут обязаны проверить ее бытовые условия, наличие работы, уровень зарплаты, состояние здоровья. Да что я тебе рассказываю, ты только что через это прошла.
– И что? – не поняла Натка.
– Да то, что твой муж – опер от Бога. И вполне в состоянии собрать улики, да-да, улики, доказывающие, что из этой женщины мать, прости господи, как из дерьма пуля.
– А как нам приобщить эти улики к делу? – растерянно спросила Натка.
Находящаяся в Москве Лена вздохнула так тяжело, что сразу стало ясно, что она думает об умственных способностях младшей сестры.
– Во-первых, всю найденную информацию можно передать органам опеки. А во-вторых, если вы им не доверяете, то нужно обратиться в суд с ходатайством признать вас третьей стороной в слушаниях по делу о восстановлении Васильевой в родительских правах. Точно так же, как ей разрешили присутствовать в вашем заседании, вы сможете присутствовать в ее. И да, адвокат вам, скорее всего, понадобится. Одними моими советами тут не обойтись. Но я договорюсь с Мариной Раковой. Она отличный специалист.
– Лена, может быть, проще заплатить? Быстрее так точно. Мы найдем миллион, заплатим этой Васильевой, она отзовет из суда свой иск, по нашему делу назначат новое слушание, и Настю отдадут нам. Понятно, что таких денег у нас нет, но, если твой Виталий согласится одолжить на время, мы обязательно что-нибудь придумаем.
Костя смотрел на нее во все глаза, словно не узнавал. Но Натке сейчас было плевать, что про нее подумает даже самый близкий человек на свете. Она просто хотела закончить эту историю, перевернуть страницу и жить дальше. Если за спокойствие можно заплатить деньгами, значит, нужно заплатить, даже если таких денег нет.
– Наташка, а ты правда не понимаешь? – ласково спросила Лена.
– Что именно? Что платить шантажисту аморально? Мне сейчас плевать на мораль, Лен. Я хочу спасти эту девочку.
– Да при чем тут мораль? – Натка точно знала, что Лена сейчас поморщилась, словно сидела рядом и видела лицо сестры. – Шантажисту нельзя платить, потому что он на этом не остановится.
– На чем на этом? Она заберет заявление, мы оформим все бумаги, и Настя станет наша. Совсем наша. И после этого нельзя будет ничего отыграть назад.
– Наташ, однажды эта женщина появится на пороге нашего дома и попросит денег, чтобы не рассказывать Насте, что она ее мать. Или не ходить к тебе на работу с криком, что ты украла ее ребенка. Или не насылать на нас проверки, что мы якобы издеваемся над ребенком. Лена права. Шантажист, получив деньги, будет требовать их снова и снова. Потому что в ситуации, когда ты усыновляешь ребенка, всегда найдется, за что именно платить. Поэтому платить нельзя. Ни копейки, – вмешался Таганцев.
– И что тогда делать? – Натка снова заплакала.
– То, что говорит мудрая судья Кузнецова. Продлевать гостевой режим, брать адвоката и искать свидетельства того, что доверять ребенка матери-кукушке Ольге Васильевой никак нельзя. Правда, на это нужно время, но мы справимся.
– Я не переживу это все, – горько сказала Натка. – У меня нервов не хватит.
– Хватит ныть, – жестко сказал голос Лены в телефонной трубке. – Жизнь не выложена мармеладом, Наталья. И если ты мать, то ты все выдержишь, все вынесешь и сделаешь все, что требуется, чтобы твоему ребенку было хорошо. Поняла?
– Поняла, – тихо согласилась Натка. – Спасибо тебе.
* * *
Я проснулась утром, словно от внутреннего толчка. До звонка будильника, я посмотрела, оставалось еще двадцать минут, но сна не было ни в одном глазу. Еще бы. Сегодня у моей сестры Натки важный день – в городском суде Энгельса состоятся слушания по заявлению Ольги Васильевой по восстановлению ее в родительских правах.
Благодаря моим советам и блестящей работе адвоката Марины Раковой Натка и Костя были привлечены к участию в деле в качестве третьей стороны. И это стало первой маленькой победой на пути к большой и окончательной. Как говорила Марина, дело существенно облегчило то обстоятельство, что у Васильевой адвоката не имелось вовсе. Это не казалось удивительным. Женщина нацелилась на вымогательство и шантаж, а не на успешное окончание дела.
Только накануне, когда Натка и Костя снова приехали в Энгельс, Васильева посетила их в гостинице для того, чтобы удвоить ставку.
– У вас есть время до завтрашнего утра, чтобы заплатить мне миллион, – заявила она, когда ей открыли дверь гостиничного номера, но предусмотрительно не переступая порог. Заседание назначено на десять утра, если до без пяти десять я получу деньги, то просто не явлюсь в заседание, отозвав письменно свое заявление. С того момента, как суд начнет слушание, мой отказ от Насти в вашу пользу будет стоить уже два миллиона. Придется тратить и лишнее время, и лишние деньги. Решать вам.
Костя молча захлопнул дверь перед ее носом. Когда Натка рассказывала мне об этом, мне казалось, что я вижу картину собственными глазами. Отработав судьей почти двадцать лет, я часто сталкивалась с человеческой подлостью, глупостью, жадностью, но каждый раз заново удивлялась тому, что они существуют.
Последние три недели дались моей сестре непросто. Полностью понимая нашу с Костей правоту, она сцепила зубы, поступая по старой пословице «Делай что должно, и будь что будет» – дождалась медицинской справки о необходимости прохождения курса реабилитации в одной из детских московских больниц, решила в органах опеки вопрос с продлением действия разрешения на проживание Насти в Москве и вернулась в столицу, чтобы быть вместе с девочкой.
К сбору информации, которая могла бы показать суду истинное лицо Ольги Васильевой, помимо Костиных коллег из Саратовской и Пензенской областей подключился еще и специально нанятый частный детектив. Его нашел и оплатил Виталий.
Последнего я уговорила отстать от Никиты Говорова и прекратить инициированную им проверку. Вначале Миронова напрягла моя просьба, причем так сильно, что я даже не ожидала.
– Ты не хочешь, чтобы у него были служебные неприятности, потому что до сих пор его любишь?
В голосе обычно спокойного и уверенного в себе Виталия звучала ревность. Да, ревность. Признаться, это было так приятно, что я чуть не запрыгала от радости, но сдержала рвущуюся на лицо улыбку.
– Я не могу любить Никиту до сих пор, потому что вообще никогда его не любила, – совершенно серьезно пояснила я. – У нас был ни к чему не обязывающий роман, потому что я устала быть одна, мне хотелось иметь плечо, на которое я могла опереться, уши, в которые можно пожаловаться, да просто мужчина рядом. Так уж устроены женщины, что им это необходимо. Даже таким семижильным, как я.
