— Стоп, снято!
Что?
Повернулась и со слезами на глазах уставилась на Кристину, что крутила в руках свой навороченный смартфон.
— Как думаешь, Моль, мне поверят, если я скажу, что ты на этом видео занимаешься воровством, обыскивая карманы чужих курток?
— Но я…
— У меня пропадет крупная сумма денег, — давила она все больше.
— И у меня, — пели ей в унисон ее шестерки.
— И у меня тоже.
— Как думаешь, насколько быстро тебя выкинут из «Золотой Лиги», м-м?
— Я думаю быстро, — рассмеялась одна из подружек.
— Очень быстро.
— Пинком под твой тощий зад, — осклабилась Батурина.
— Не надо, — ужаснулась я, представляя, что случится, если она все-таки обнародует эту запись.
Мне крышка! Меня действительно отчислят, ведь воровство — это не просто стычка двух старшеклассниц. Это статья! Уголовная, на минуточку. Мать меня убьет, а отчим…
Господи!
— Пожалуйста! Я прошу вас! Я ничего не сделала! — и горячие, соленые слезы все-таки сорвались с ресниц.
— Значит так, Моль. Слушай меня предельно внимательно. Если я только узнаю, что ты хоть слово рассказала об этом Хану или начала встречаться с ним, то я тут же пойду к директору с этим видео, солью его в сеть и сделаю тебя максимально знаменитой на всю страну. Поняла?
— Да.
— Как хочешь, но, чтобы рядом с тобой я Хана больше не видела. Никогда!
— Хорошо. Я обещаю, что все сделаю!
— Все, валим. И верните ей ее манатки.
Мне в ноги кинули мой рюкзак, и они скрылись. А я аккуратно подняла его с пола и проверила все ли на месте. Все. Золотым девочкам нет дела до моих жалких грошей и старенького телефона.
Взяла с вешалки свою ветровку, оделась, глотая слезы, закинула рюкзак на плечо и прочь из школы.
На сегодня с меня хватит.
Медленно побрела к выходу, смотря на охранника и гардеробщицу, которые стыдливо отводили от меня глаза. И я их не осуждала. Им, как и мне, было что терять.
Глава 8
Марк начинает наяривать на телефон уже спустя сорок минут. Настойчиво. Очень.
Я не беру трубку, просто отстраненно смотрю, как загорается и тухнет мой телефон от его входящих. Отрешенно размышляю, что сейчас он начнет мне писать и не ошибаюсь.
«Значит не светит мне сладкого, да?»
Да. И мне не светит.
«Тань?»
Все. Нет ее. Абонент не абонент.
«Возьми трубку, давай поговорим. Тань?»
Снова набирает. И снова я не смею сказать ему ни слова. Как? Я буду реветь. Мне так хочется уже хоть кому-то выплакаться, скинуть хоть на кого-то часть своего груза, что приходится изо дня в день тащить на своих плечах. А мне еще накинули.
Вывезу ли?
Пока добираюсь до дома, на телефон приходит еще четыре звонка от парня и два сообщения.
«Ответь!»
«Мне!»
В квартире на мое удивление тихо и пусто. На кухонном столе остатки застолья — засохший ломоть покусанного хлеба, заветренный кусок колбасы и два сморщенных соленых огурца. Пустая бутылка из-под «беленькой» и еще две валяются под столом.
Я голодная. Ушла из школы без вечернего перекуса.
Открываю холодильник и зависаю. Там даже самоубитой мыши нет. Просто стопроцентный голяк. Только в морозилке сиротливо притаились в углу остатки супового набора.
Зашибись.
Отковыриваю их ножом, закидываю в кастрюльку и ставлю на плиту. Пока закипает вода, успеваю смотаться до рынка и купить триста грамм картошки, одну луковицу и морковку, разменяв свои заветные пятьсот рублей. Уже дома понимаю, что зажарку сделать тупо не на чем. У нас нет масла, ни подсолнечного, ни сливочного. Поэтому закидываю овощи как есть.
Спустя сорок минут хлебаю бульон, косясь на засохший хлеб. Есть его брезгую, а другого нет.
Но пофиг.
До утра в квартире пусто. А на телефоне еще один пропущенный и сообщение, от которого меня невероятно бомбит.
«Я разочарован, Тань».
Реально? Рассказать тебе о моей жизни? Поведать о прелестях существования с матерью алкоголичкой? Что ты знаешь о разочарованиях, мальчик? Что ты можешь противопоставить мне, когда все мое будущее висит на волоске и этот волосок держит в своих цепких, наманикюренных пальцах мажористая психопатка?
А потому я просто кидаю номер Марка Хана в бан и выключаю свой гаджет. Все. Это песенка спета.
И в школу на следующий день я бреду на каком-то совершенном автопилоте. Не знаю. Мне просто пусто. Потому что я никому не нужна. А кому нужна, тот под запретом. И приходится выворачивать себя наизнанку, чтобы в глазах заплескалась не надежда, а ледяное, тотальное безразличие.
Раздеваюсь. Переобуваюсь. Поправляю волосы. И иду на первый урок. Робот. Ать-два.
На повороте охаю и обвариваюсь страхом, потому что путь мне неожиданно преграждает он — Кен.
Идеальный, как всегда. Модная стрижка. В глазах жидкий металл. И пахнет так, что хочется обнюхаться им до смерти…
Стоит. Смотрит тяжело исподлобья. Руки в карманах форменных брюк. На губах чуть снисходительная улыбка. Не реагирую — скалится.
Вопросительно приподнимаю бровь. Игнорирую суматошную истерику собственного сердца.
Пофиг. Переболит.
— Привет, Тань.
— Привет.
— Ничего не смущает тебя?
— А должно? — ухмыляюсь намеренно. Не знаю, насколько я хорошая актриса, но стараюсь изо всех сил. Мне надо. Без вариантов.
— Я пригласил тебя вчера поесть мороженое. Ты согласилась.
— Сделала вид.
— Что?
— Ты был так неприятно настойчив. Как еще мне было избавиться от тебя? — небрежно пожимаю плечами.
— М-м, вот значит как? — кривится и наклоняет голову на бок.
— Как?
— Да, по всей видимости, уже никак, — делает от меня шаг назад, и я облегченно выдыхаю.
— Видимость — это хорошо. Я боялась, что ты не понимаешь намеков.
— Кристина опять тебе что-то напела? — психует и вдруг подается ко мне, хватая за руку.
— Да причем тут Кристина? — шиплю я змеей, не моргая и не отводя взгляда.
Не дай Бог просечет!
— При том! Ты даже шанса мне не оставляешь!
— Прикинь! — выдираю руку, — Это может случиться просто потому, что ты мне не нужен! И плевала я с высокой горы на тебя и твоих Кристин!
