— Не распробовал?
— А они с каждым днем все вкуснее и вкусне…
Он затаскивает меня в лифт. Прижимает к стене. И — сразу же дергает вниз мое платье в районе декольте. Секунда — и его язык уже на моих ставших невероятно чувствительными сосках.
— Боже, Михей, ты что творишь… — только и могу простонать я.
— Хочу намазать их взбитыми сливками. Всю тебя. Бросить в ванну из взбитых сливок, а потом медленно облизывать. Вот здесь. И вот здесь. И очень-очень долго — здесь….
Его рука уже под платьем. Изучает крой моих белых кружевных трусиков.
Лифт останавливается.
Михей подхватывает меня на руки и заносит в огромный номер для новобрачных — он один расположен на верхнем этаже загородного гостиничного комплекса.
— А я бы лучше намазала горчицей твоего удава, — мечтательно произношу я.
— Что? — замирает Михей. — Ты серьезно?
— Как можно шутить с такими вещами, как удав и горчица? Идеальное сочетание… Намазала бы и долго-долго облизывала…
— Пока я бился бы в агонии?
Михей опускает меня на кровать.
— Это будет лучший подарок на свадьбу, — сладострастно продолжаю я, расстегивая его брюки. — Видишь, он хочет этого.
— У нас нет горчицы, — радостно вспоминает мой испуганный жених.
— Она у меня всегда с собой.
— Юль, ты серьезно?
Ну конечно, нет!
Но эти испуганные глаза… Боже, он реально думает, что я настолько чокнутая!
Ну да, чего ожидать от девушки, которая когда-то насыпала битого стекла в постель…
Но с тех пор много воды утекло. Я поумнела. И понимаю, что ради сиюминутных желаний не стоит портить шкуру любимого Медведя. Тем более, в таком чувствительном и стратегически важном месте.
— Не бойся, — говорю я удаву. — Я тебя просто поцелую.
— Уф-ф-ф… — шумно выдыхает Михей.
Эпилог 2
Михей
— Почему я не осталась старой девой? — стонет Юлька. — Зачем мне нужен был этот ваш дурацкий секс?
— Что, так больно?
— Ты даже не представляешь!
Не представляю. Но очень-очень хочу забрать эту боль себе. Пусть меня так скручивает, а не Юльку! У нее сейчас такие глаза… Огромные, страдающие. А нижнюю губу она прокусила до крови. Моя бедная девочка!
Действительно, зачем вообще нужен этот дурацкий секс?
— Сделайте что-нибудь! — ору я на врача.
— Папаша, все в порядке. Роды идут как по учебнику.
Папаша?
Да, это он мне. Это я папаша… почти. Но…
— Ей больно!
— Так и должно быть.
Мля… Вокруг Кошки суетится медсестра, ставит какую-то капельницу. Я держу ее за руку. Она сжимает мои пальцы так сильно… Очередная схватка.
— Не ори на них, — шепчет она, когда ее отпускает. — Все нормально.
— Тебе больно!
— Так и должно быть, — повторяет Кошка слова врача.
И я целую ее покрытый капельками пота лоб.
— А ты как? — вдруг спрашивает она.
— Я? А что мне сделается?
— У тебя такой вид, как будто ты сейчас грохнешься в обморок.
— Я?!
— Ты же боишься врачей. Я тебя к стоматологу за ручку водила!
Она меня еще и успокаивает… Дожили!
А я… Да я в жизни не чувствовал себя таким беспомощным и таким бесполезным! А это невыносимые для мужчины чувства.
Твоя женщина страдает. И ты ничего не можешь сделать. Более того — ты знаешь, что все это из-за тебя…
— Давай, милая, — подбадривает Юлю медсестра. — Сильнее тужься.
— Я не могу…
— Можешь. Еще чуть-чуть. Давай! Соберись! Ты сильная!
Она ведет себя как тренер на боксерском ринге.
— М-м-м, — стискивает зубы Юлька.
Как настоящий боксер. И сжимает мою руку так, что я понимаю: вот сейчас боль вообще невыносима. Мое сердце разрывается. Я чувствую вкус крови — тоже прокусил губу.
И тут раздается кошачий писк. А следом — громкий медвежий рев. И все эти звуки издает крошечное красное существо с растопыренными ручками и ножками…
Наш сын.
Боже… а вот сейчас я реально могу грохнуться в обморок…
* * *
— Знакомься, это Ваня. Ваня, это твой папа.
Юлька передает мне невесомый сверток, я вглядываюсь в сморщенное личико и чувствую, как сердце заполняет горячая волна. Она поднимается вверх и — вытекает из глаз.
Мля… Я что, опять реву?
Я мужик или где?
Ну ладно. Даже у самого грозного и свирепого Медведя могут мелькнуть слезы на глазах в такой момент.
Я выпячиваю челюсть и делаю суровое лицо. Юлька смеется. Она все понимает…
* * *
Вечером нас навещают друзья. Юлька устала, я разрешаю им заглянуть в палату лишь на минутку. А потом выхожу с ними на улицу.
— У меня пацан! — гордо заявляю я Варламу.
— Поздравляю. А у меня девочка.
— У меня сын!
— Да я понял.
— Иван Михайлович, — медленно произношу я.
— Думаешь, он чем-то круче, чем Арина Варламовна?
— Он мужик!
— Ой, вот только не надо тут трясти яйцами! Маловаты они еще для этого.
— Вырастут, — парирую я.
— Когда у твоего Вани вырастут яйца, у моей Аришы вырастет такое, от чего его причиндалы скрутятся в узел. Причем на расстоянии. Близко она его не подпустит.
Мне вдруг становится обидно.
— Чем мой Ваня ей не угодил?
— Не знаю, как ей… А я боюсь даже представить, что со мной будет, когда вокруг нее начнут виться вот эти вот… с яйцами.
— Мужики?
— Ага.
— Да… тяжко тебе придется. Хорошо, что у меня пацан.
Все-таки я его сделал!
* * *
— Котенок…
— Что?
Мы наконец-то дома. Иван Михайлович сладко сопит в колыбельке, мы с Юлькой сидим рядом, обнявшись, и не сводим с него восторженных глаз.
— Ну что, больше никакого секса? — напоминаю я Кошке ее слова. — И никаких детей?
Юлька смотрит на меня, как на сумасшедшего.
— Ты совсем рехнулся?
— Ты сама говорила. Когда рожала.
