Растираю пальцами виски. Похоже, наше путешествие подошло к концу, так и не успев начаться. А как же семинары, прогулки по зимней Варшаве? Шопинг, экскурсии? Я ощущаю себя маленькой девочкой, у которой отобрали новую игрушку.
Открываю сайт авиакомпании и начинаю искать билеты на ближайший рейс. Это оказывается не так-то просто. Все места заняты. Начало января — пиковые даты.
— И что он?.. — спрашивает Натан у Виктора Семёновича. — Ага. А второй? В сознании?.. Нет? Охуеть.
Муж тянется к пачке сигарет и выходит на балкон. Погода в городе теплая — снега совсем нет. Улицы сухие и чистые. По ним приятно гулять. Было бы…
Ненавижу табачный дым, но сейчас переживаю так сильно, что с удовольствием закурила бы сама. Впервые в жизни.
«Еврострой» был в шаге от сдачи объекта, но на стройке произошел несчастный случай. На двух строителей упал каменный перестенок. Один мужчина в сознании, а вот другой нет. И это плохо. Очень и очень плохо.
— Есть всего один билет на сегодня, — сообщаю я Натану, когда он возвращается в номер. — Вылет в одиннадцать вечера. Следующий рейс аж послезавтра.
— Хорошо. Я лечу, а ты остаешься.
— Нет!
— Что значит «нет», Влада? — устало спрашивает муж, опустившись в кресло. — Топовая конференция, новый город. Полина тебя не простит.
— Плевать на Полину. Я хочу с тобой.
— Варианта два. Либо летишь ты, либо я. Нас ждет общение с правоохранительными органами, службой Гоструда и представителями профсоюза. Стройку заморозят на время разбирательства. Нужно будет давать взятки налево и направо, чтобы дело двигалось быстрее. Справишься?
— Натан…
— Влада, ты же у меня умная девочка, — смягчается муж. — Останешься в Варшаве и получишь новые знания. Как минимум.
Натан прав. Одна я не вырулю, а он быстро уладит сложную ситуацию, сделает все возможное и невозможное. Правда, отпускать его не хочется. Он заслужил этот отпуск как никто другой!
Натан бронирует последний билет на самолет и снова висит на телефоне. Я тем временем складываю его вещи обратно в чемодан. Украдкой вытираю слезы. Помимо того, что я умная девочка, должна быть еще и сильной. Достойной своего мужчины.
Перед вылетом остается немного времени, и мы решаем спуститься на запланированный ужин. Чемодан с вещами Натана оставляем на ресепшен.
Держась за руки, проходим в просторный зал, украшенный новогодней атрибутикой. Занимаем места за столом. За ним уже сидят трое мужчин и две женщины. Скориков присоединяется значительно позже — когда официанты выносят десерты.
Я пью вино и поглаживаю руку мужа.
Это нечестно. Совершенно нечестно! Натан так мечтал об этой конференции! Горел идеей продуктивно провести три дня! Но нужно отдать должное, он уже успел наладить контакт с Зубовым.
— Что ты думаешь о новом законе? — спрашивает у Натана лысоватый и тощий владелец «Профбетона».
— Формально он будет дисциплинировать застройщиков, — отвечает муж. — Все этапы строительства теперь четко контролируются. Но на деле застройщикам будет невыгодно оставаться на рынке по ряду причин.
— Поясни.
Иногда я ненавижу наш бизнес. От души. Порой кажется, что отец Натана поиздевался над сыном, оставив ему в наследство «Еврострой». Зачем мы вообще решили развивать компанию? Почему не продали?
Пусть бы было меньше денег. Пусть бы мы работали рядовыми инженерами. Жили бы от зарплаты до зарплаты. Неважно. Зато проблем было бы меньше, а свободного времени друг для друга — больше. Отрабатывали бы положенные часы, имели бы фиксированный отпуск и больничные. Когда я думаю об этом, то дорогой браслет с бриллиантами жжет руку.
— Пора, — негромко проговаривает Натан.
Мужчины в этот момент встают из-за стола, чтобы выйти покурить. Все. Скориков, Иваницкий, Зубов. Последний слегка пошатывается и придерживается за стул. После двух бокалов виски его «унесло».
Накинув на плечи пальто, я иду провожать Натана до такси. Ни на кого не обращаю внимания. Крепко сжав его руку, спускаюсь по ступеням.
— Слушай, у меня есть идея, — произношу с улыбкой. — Давай продадим «Еврострой»?
— Сейчас? — усмехается муж. — И повесим косяк на нового владельца?
— Почему бы и нет?
— Прекрасный план, Влада. Но так не получится. Увы.
— Очень жаль.
— Да ладно тебе. Подумаешь, вздрючат маленько. Не в первый раз.
Я бросаюсь на шею Натана и утопаю в его объятиях. На нас все смотрят! Спину жжет от косых взглядов. Кто-то даже свистит и кричит: «Горько!» Точно Зубов! Да и плевать!
Никто нас не смущает. Я целую мужа и глажу его плечи. Он прижимает меня к себе настолько сильно, что спирает дыхание. Сердце учащенно стучит, а кровь в венах вскипает за считаные секунды.
— Оторвись тут как следует, — говорит Натан, отстранившись.
— Попробую.
— Я серьезно. Ты мое все. Помнишь же? Так было всегда, так будет и дальше.
— Помню. Я люблю тебя.
— А я тебя. Больше жизни.
Муж садится в такси и подмигивает. Я провожаю взглядом автомобиль, пока тот не скрывается за поворотом.
В тонком платье и туфлях, ежусь от резкого порывистого ветра, кутаясь в пальто. И хотя зиму в Варшаве с трудом можно назвать зимой, сейчас мне по-настоящему холодно.
Развернувшись, поднимаюсь по ступеням. Ловлю на себе мужские взгляды.
Интересно, говоря «оторвись тут как следует», Натан имел в виду право на свободу? Левицкий серьезно считает, что я смогу переспать с кем-то, пока он будет сутками разгребать наши проблемы?
Возле лифта стоят Скориков и Зубов. Можно было бы пойти пешком, но не хочется, чтобы Паша подумал, будто я струсила.
Двери лифта открываются, и мужчины пропускают меня вперед.
— Владочка, у вашего мужа неприятности? — вкрадчиво интересуется Зубов.
От него разит алкоголем. В просторной кабине потеют зеркала и становится нечем дышать. Наверняка он успел опустошить весь бар в номере, прежде чем спустился на ужин. Не могло человека так развезти от двух бокалов виски.
— Всё в порядке, — натянуто улыбаюсь. — Нет ничего, с чем бы мой муж не справился.
— Охотно верю. Натан уже не вернется?
— Вряд ли.
Разговор начинает напрягать. Я бросаю короткий взгляд на Скорикова и тут же жалею. Он смотрит. Конечно же, смотрит. Долго, пронзительно. За семь лет, что мы не виделись, оба успели сильно измениться. Но что тогда, что сейчас — шансов у Павла не было и нет. — Позвольте, я провожу вас до номера, — никак не унимается Зубов.
Двери лифта открываются, я быстро выхожу. Ощущаю, как от негодования полыхают щеки.
