К Жене тем временем подходят его друзья. У меня коленки слабеют…Но один из них вдруг протягивает Сашке руку.
– Здорово, Сань. Что у вас тут не так?
– Здоров…– Сашка перегибается через меня и пожимает мужскую ладонь, – Да вот приятель твой к девушке моей полез…
– Твоя? – удивленно собирает тот лоб гармошкой.
– Да, на Новый год приехала, помогает.
– А, ну брат, извини! Мы откуда знали!
Обстановка стремительно разряжается. Женя все так же смотрит на нас с Сашкой исподлобья, раздувая ноздри, но приятели хлопают его по плечам и пытаются оттеснить обратно к столу.
– Э, Жек, ну все. Видишь тут как? Бывает…Это ж Бука жральня…Все, садись…
– Девка твоя хвостом крутила бы поменьше, и проблем бы не было, – зло выплевывает Женя, наконец отворачиваясь и отмахиваясь от нас.
– Соглашусь, – тихо бормочет Сашка себе под нос.
Я умудряюсь это расслышать и мне хочется провалиться сквозь землю. Черт…
– Пошли, – Сашка грубовато подталкивает меня к выходу.
Ничего не остается, как послушно плестись вперед в заданном направлении, на ходу натягивая куртку.
***
Выходим на улицу. Здесь шумно почти так же, как в баре. Вынесены две огромные колонки, раздающие музыку, вокруг столов – бочек толпа. Болтают, смеются, пританцовывают. Новый год чувствуется в каждом переливе чужих голосов, в каждой случайной улыбке. Вот только атмосфера мне не передается. Будто стеклянным куполом накрыли, и все хорошее от него отлетает.
Ну почему все вот так…!!!
Опасливо кошусь на Сашку, хмуро идущего рядом. Не смотрит на меня, губы поджимает. Весь кипит изнутри так, что от одного взгляда можно костер разводить. Даже тронуть его боюсь. Взорвется и сметет меня к чертям. Вдыхаю морозный звенящий воздух и просто пытаюсь успеть за его скорым шагом.
Что тут скажешь? Мне особо нечего сказать…
– Нам куда? – только и интересуюсь, когда отходим метров на пятьдесят от бара.
– Во-он в тот гостевой дом, красный кирпичный, – кивает в сторону узкой трехэтажной гостиницы вниз по склону.
Засовывает руки в карманы куртки поглубже, выставляет плечи вперед, словно ему зябко, и мы, не разговаривая, идем дальше.
– Саш, извини, – бормочу еще метров через пятьдесят, не выдерживая этого режущего молчания между нами, – Просто ты так улыбался…Все эти девушки вокруг…И я…
Замолкаю под его давящим косым взглядом. Отворачивается, по щекам прокатываются желваки. Начинаю догадываться, что просто пытается успокоиться и не говорить на повышенных тонах. Не все это любят. Особенно мужчины. Я росла среди толпы братьев и хорошо отслеживала подобные реакции. Поэтому теперь тоже покорно молчу. Внутри чуть отпускает, потому что это значит, что ему не плевать, чем кончится разговор… Было бы все равно, наорал бы при всех и выставил с чемоданом.
Смотрю себе под ноги, меся снежный тротуар. Где-то уже бахает салют. Разноцветные огненные цветы распускаются в черном небе на фоне белоснежных гор. Сердце невольно замирает от такой красоты, наполняясь робким ожиданием чуда. Уже почти подходим к гостинице Вахтанга. Машинально замедляю шаг, плетясь позади. Не очень-то хочется сейчас сидеть за праздничным столом с незнакомыми людьми, еще и Нину видеть. На мгновение внутри колет иглой тоски по родному дому. Чувствую себя уязвимой…
Вдруг Сашка толкает меня к стене. Так неожиданно, что я охнуть не успеваю, как врезаюсь в кирпич лопатками, а Лютик нависает сверху, упирая руки по обе стороны от моей запрокинутой к нему головы. Дышит неровно, скользя почерневшими глазами по моему лицу. Чувствую вкус его дыхания на губах, шевеление теплого воздуха на коже, то, как мужское тело вжимается в меня, и как колотится его сильное сердце. Не шевелюсь, замираю, жадно впитывая это всё.
– Ты же просто назло. Из вредности, – дрогнувшим шепотом обвиняет, склоняясь к моим губам.
Киваю, тянусь навстречу. Почти касаюсь губами губ, но Сашка отстраняется на пару миллиметров. Не дает поцеловать, серые глаза возбужденно мерцают в темноте. Дергает от того, что отдаляется. Хочу уже мириться…
– Считаешь, у меня не было повода? – взвиваюсь, с вызовом встречая его взгляд.
– Лиза-а-а, – тянет Сашка ядовито, почти касаясь моих губ, – Да я устал там как попугай повторять " Эй, оглянись, видишь во-о-он ту рыжую, расчленяющую тебя взглядом? Это моя девушка". Ну извини, что не отвешивал при этом пощечины. Тебе ж наверно было бы приятно…
Сглатываю, взгляд мечется по Сашкиному лицу, которое так близко от моего. Правда? Он правда говорил это? Мелькают воспоминания, как наклоняется к той девушке с мохито и коротко кивает ей за спину на меня. Улыбается при этом. Мне казалось, что…
Но эти слова четко ложатся на картинку, да…
Заливаюсь бордовым. Блин! Правда, да?
– Саш, – всхлипываю, не зная, что сказать.
Хмыкает раздраженно. И наконец целует. Грубо давит на губы, сталкиваемся зубами, в рот толкается язык, отбирая дыхание, затылок впечатывается в кирпич. Не комфортно, но мне очень горячо. Сашкина рука ныряет под мою куртку, сжимает талию, лезет под пояс леггинсов, но они слишком плотно облегают, и Сашка, сдавшись, сжимает мою задницу, прижимая наши бедра другу к другу. Пальцами надавливает на шов на промежности, с усилием трет его. Рвано стону, чувствуя, как ткань трусиков намокает. Черт…
Сердце вскачь. Обвиваю его шею, отвечая на поцелуй, ноги слабеют. Как-то полностью вылетает из головы, что мы посреди улицы, а курткой я обтираю кирпичи гостиницы Вахтанга…Но Сашка, похоже, помнит, потому что отстраняется через пару секунд, оправляя мне кофту.
– Пойдем, потом поговорим, – бросает хрипло.
– Ага, – киваю отупело, вкладывая ладошку в его горячую ладонь.
Если он называет это "поговорить", то я только "ЗА".
23.
То, что Сашка назвал пристройкой для семьи, оказывается целым добротным двухэтажным домом, сросшимся с гостиницей. Нервно переступаю с ноги на ногу, пока за дверью раздается трель звонка, а затем чьи -то торопливые шаги.
– Да не бойся ты, – фыркает Лютик, крепко приобнимая меня за плечи, – Думаю, все уже успокоились.
– Знаешь, Саш, не задаются у нас как-то все эти знакомства…
– Но их не избежать, так что, Кис, расслабься и получай удовольствие.
Переглядываемся и расплываемся в улыбках. Дурдом продолжается, да, но мы, надо сказать, неплохо его вывозим. Чувство общности окутывает невидимыми крепкими нитями, грея.
Распахивается дверь и на пороге материализуется седой худощавый мужчина с выдающимся греческим носом и радушной улыбкой, спрятанной в короткой бороде.
– Э-э, Саня, гамарджоба, дорогой!
