Минуты не прошло, как Горлунов вернулся и сопроводил к кабинету Лыткаря Павла Елисеевича. Начальник встретил радушно, тут же распорядился подать чаю. Ознакомившись с бумагами и, сообразив, что ближайший месяц я чуть ли не каждый день тут буду появляться, он распорядился выделить отдельный стол в кабинете, где работали околоточные.
– Вовремя вы к нам, Анастасия Трофимовна, – порадовался Павел Елисеевич, потирая руки от удовольствия. – Наш видок штатный вымотался за последние дни, на тень ходячую походить стал. Шутка ли, три поножовщины и пять бытовых преступлений раскрыл. Народ разгулялся за праздники, распоясался. Оно ведь, кому-то отдых да веселье, а кому-то работы непочатый край. Благодаря вам, дадим пару дней выходных Караваеву. Пусть отоспится, сил наберется перед новогодними гуляньями.
– С удовольствием помогу, – заверила я.
– Бросьте! Какое там удовольствие юной барышне чужие пороки каждый день наблюдать? – посочувствовал мужчина. – Оно ведь не мы решаем, каким даром судьба наделит. Нелегкая вам доля выпала, однако ж полезное дело для общества, важное. Тем и утешаем себя, когда молодых парней и девчонок на места преступления приводим.
День до обеда пролетел в разговорах и чаепитиях. Околоточных ноги кормят, вот и бегают по околотку, за порядком наблюдая, да по вызовам. С мороза же хочется побыстрее согреться, так вот чай с малиновым вареньем – наипервейшее средство. Да и новое лицо в участке – повод развеять скуку, навеваемую неиссякаемой бумажной работой. А уж человек, связанный с тайной, вдвойне интересней. Если бы не гриф секретности, точно бы не отстали от меня с расспросами, пока не выведали подноготную по делу купца Холзмана. Работали тут мастера, которые так выстраивали беседу, что человек, сам того не замечая, выбалтывал всю информацию.
Я уже готовилась к встрече с Костей, оделась заранее и спустилась в приемную, когда во двор влетел запыхавшийся городовой.
– Скорее! Группу на выезд! Видока! – выкрикнул, залетая в дежурку.
– Что стряслось? – подорвался с места Горлунов. – Мирон Кузьмич, доложи по форме!
– Убийство! – произнес на выдохе мужчина. – В Грузовом переулке из квартиры запах нехороший пошел. Соседи пожаловались, будто жильцов давно не видно. Вот я и пошел проверить. Вместе с дворником вскрыл дверь, а там погром, кровища, тело на полу. В общем, заходить не стали, только с порога осмотрелись, и я сразу за подмогой рванул. Митяя сторожить поставил, чтобы никто посторонний следы не затоптал и видок ваш поработал.
Накрылся обед! – Желудок тоскливо сжался, когда городовой упомянул о трупе. – И ужин тоже, потому что после таких выездов аппетит напрочь отбивается.
Минуты не прошло, как участок загудел, как пчелиный улей. Еще через пять я уже ехала в служебном паромобиле, мысленно настраиваясь на предстоящую работу.
Трехэтажный многоквартирный дом ничем не отличался от других. Унылый двор с редкими деревцами, расчищенными дорожками и снежными навалами по углам. Лавочки у подъезда, ледяная горка, где резвилась малышня, развешанное на веревках и пристывшее на морозе белье. Только у последнего подъезда толпился народ, обсуждая, что же приключилось с жильцом семнадцатой квартиры. Шофер остановил паромобиль на повороте, не рискнув заезжать в узкую арку. До места преступления мы прогулялись пешком. При нашем появлении голоса ненадолго стихли.
– Ох, такая молоденькая, и уже в полиции. Смотри, перчатки! Видок! Девчонку привезли. А куда ж Караваева дели? – Посыпались возгласы, когда удивление прошло.
Люди таращились, показывали пальцами и цокали языками. Мне сделалось не по себе от жалостливых и одновременно брезгливых взглядов. Ребята из участка прикрывали меня от поползновений и неуместных вопросов, но этого оказалось недостаточно. Павел Елисеевич шел уверенно, ледоколом рассекая зевак, шарахающихся в стороны. Следом прибыли городовые, которые оттеснили любопытных на десяток метров и установили оцепление. В подъезд мы зашли впятером с околоточным надзирателем Лыткарем Павлом Елисеевичем, околоточным Олегом Поликарповичем Матицыным, следователем Аксеновым и городовым, обнаружившим тело.
– Вашбродь! – Дворник, вооруженный колуном, вытянулся во фрунт и козырнул: – Здравия желаю!
В ответ Павел Елисеевич кивнул, окидывая лестничную площадку второго этажа внимательным взглядом.
– Пройти никто не пытался? Подозрительные личности не крутились тут?
– Никак нет, вашбродь! Кузьмич велел никого не пущать. Так и я того, настороже стою. А наглых морд всяко полно лезет. Оно им, что горе людское, что радость – все одно, коли поглазеть охота.
– Открывай! – распорядился надзиратель. – Глянем отсюда, что и как, а дальше Анастасия Трофимовна к работе приступит.
Из распахнутой двери дохнуло застоявшимся смрадом смерти. Я достала платочек, надушенный мятной эссенцией, и приложила к лицу. Амулеты, перебивающие неприятные запахи, нам не полагались. Редкий гимназист приобретал их за собственные средства, а я не озаботилась этим вопросом заранее.
– Ох, негоже барышне на это смотреть, – посетовал городовой Гашков. – А что Михаил Васильевич не приехал?
– Не переживайте, я справлюсь. – Нервно улыбнулась, расстегивая пуговички на пальто. Верхняя одежда мешала работе, да и пачкалась легко. – Пусть отдохнет хоть денек.
Пальто вместе с головным убором перекочевало в руки Мирона Кузьмича, любезно согласившегося присмотреть за вещами. А я заглянула в комнату, приготовившись к неприятному зрелищу. К сожалению, подобные ужасы – часть работы видока. Сколько ни настраивайся, привыкнуть невозможно.
Стараясь не смотреть на останки, я уделила внимание другим деталям. Сколы на мебели, разбитая посуда, сломанный стол, поверх которого лежал убитый. Следы борьбы говорили, что человек боролся за жизнь. Это сигнал для меня, чтобы выбрать правильный угол обзора. Подходящее место нашлось в дальнем углу у окна, где нетронутым стояло кресло и торшер подле него. Стараясь не наступить на кровь, я обогнула распластавшееся посередине комнаты тело и примостилась в узком промежутке между боковиной кресла и стеной. В кресло садиться побрезговала. Здесь даже мебель пропиталась въедливым запахом, а предметы виделись в черном мареве. Новым хозяевам жилплощади потребуется светоч, чтобы отчистить помещение от скверны.
Я осторожно сняла перчатки и заткнула их за пояс. Присела на корточки, упираясь спиной в стену, прикоснулась пальцами к полу. Используя заученные до автоматизма методики, зажмурилась и замерла сосредотачиваясь. Распахнув глаза, я увидела, что разгромленная комната преобразилась в халупу затрапезного вида. Будущий труп нервно ходил из угла в угол, тяжело вздыхая и потирая засаленные рукава сюртука. При жизни хозяин квартиры выглядел лет на сорок, нос картошкой, синюшный цвет лица, мешки под глазами.
– Это же… – ахнула, узнав убийцу лавочника Поликарпова.
Из запоминающихся примет фигурировали клетчатый шарф и кепи. Я машинально посмотрела на входную дверь, возле которой на гвоздике висело пальто солдатского кроя, а из рукава торчал кончик того самого шарфа.
