И они действительно приходят. Некоторое время назад к инспектору привели одного человека, джентльмена с виду, только что освободившегося из тюрьмы.
– Что вы собираетесь делать? – спросил инспектор.
– Не знаю, – ответил мужчина уныло. – Я не хочу воровать, но я не могу получить работу и не стану просить милостыню.
– И вы думаете, что раз уж вам недолго осталось жить, с тем же успехом можно окончить свои дни в тюрьме, – добавил инспектор. Мужчина согласился. – Не воруйте, потому что я не спускаю с вас глаз и мне придется отправить вас за решетку: прискорбно было бы вам умереть в тюрьме. То немногое время, что вам отпущено, вам следует провести, думая о душе.
Слезы покатились по щекам старого вора. Он вышел от инспектора с суммой, позволявшей ему продержаться несколько дней, и указанием вернуться, когда эти деньги закончатся. И он действительно вернулся – но не за деньгами: он умолял инспектора поместить его в какую-нибудь больницу, где он сможет спокойно умереть. Инспектор сделал нужные распоряжения, и, когда я встречалась с ним, у него была назначена встреча с тем вором, чтобы препроводить его в желанный приют.
Тот вор происходил из хорошей семьи. Он был безрассудным расточительным юнцом и проигрался до полного разорения. Отсидев свой срок, он не смог восстановить утраченное. Сорок лет он был вором, украв за это время два или три миллиона долларов. Никто в Нью-Йорке не знает его настоящего имени. Теперь он стар, болен, у него нет ни друзей, ни гроша в кармане, и в эту минуту он, возможно, лежит на белой больничной койке в ожидании смерти, которая избавит его от этой жизни, и мало надеется на жизнь лучшую.
Нелли Блай покупает младенца
Невинная малютка продана в рабство за десять долларов
Отвратительная торговля живым товаром в Нью-Йорке
Бессердечные матери и алчные повитухи, которые торгуют беззащитными детьми за деньги. – Шокирующее безразличие работорговцев к судьбе малюток. – Без лишних вопросов. – Посещение повитухи, продавшей мнимого ребенка Гамильтона. – Ошеломительные факты, которые не оставят равнодушной ни одну любящую мать в стране.
The New York World, 6 октября 1889 года
На прошлой неделе я приобрела младенца, чтобы выяснить, как маленьких рабов покупают и продают в Нью-Йорке. Только вообразите себе! Бессмертную душу сбыли за десять долларов
[51]. Послушайте, отцы, матери, пасторы, миссионеры: на прошлой неделе я купила бессмертную душу за десять долларов!
Не так давно у нас была война – долгое жестокое противоборство, унесшее много миллионовжизней
[52] и стоившее нам многих миллионов долларов; распуская после нее армии, мы полагали, что с рабством покончено.
Однако рабство никуда не делось. Сегодня в Нью-Йорке существует омерзительная форма рабства, какой мы не знали даже на Юге. Белых рабов, рабов-малюток, крошечных, невинных, беззащитных младенцев продают и покупают каждый день: их собственные родители торгуют ими еще до рождения! У негров был Джон Браун
[53], вставший на борьбу за их освобождение, – кто подарит свободу маленьким рабам Нью-Йорка?
Прежде чем купить ребенка, я в течение нескольких дней давала в разные газеты объявление о том, что ищу младенца в усыновление. Я не получила ответа. Почему? Потому что люди, усыновляющие детей с благими намерениями и законным путем, не предполагают их покупать. А люди, у которых есть младенцы на продажу, рассчитывают на них нажиться и не отдадут даром.
Младенец
Сначала я отправилась на встречу с госпожой доктором Димайр (как гласит табличка на ее двери). Она живет в благоустроенном доме на Западной Сорок восьмой улице. Опрятно одетая горничная проводила меня в приемную, выглядевшую очень живописно и по-домашнему уютно. Пол покрывал мягкий ковер, на окнах – занавески из настоящего кружева, были там дорогие безделушки, хорошенькие жардиньерки и картины. Широкие стеклянные раздвижные двери скрывали маленькую комнату в глубине. Когда двери отворились, пропуская мадам Димайр, в комнату, перекатываясь друг через друга, наперегонки бросились два скайтерьера. Мадам Димайр – крупная упитанная женщина с двойным подбородком и черными глазами. На ней был широкий капот из какой-то тонкой материи, такой же белоснежной, как кошка без единого пятна, прикорнувшая на окне.
– Вы доктор Димайр? – спросила я.
– Да, – ответила она, жестом предложив мне сесть.
– Вы давали объявление о младенце на продажу?
– Да, – ответила она снова, улыбаясь еще шире. – Вам нужен младенец?
– Да. Он еще у вас?
– Ну, вы уже восьмая сегодня обратились за ребенком, – ответила она самодовольно, скрестив руки на изобильной груди. – Теперь малютка у доктора с одной леди, которой нужен ребенок. Она, правда, хотела мальчика, и притом светловолосого. Сказала, что ее доктор может определить, каким вырастет младенец, так что взяла малютку с няней к врачу, чтобы проверить, вырастет ли она белокурой. Я с минуты на минуту жду ее с ответом, но тут наверху дожидается еще одна женщина, которой очень хочется ее взять. Она, правда, желала мальчика, но эта крошка такая хорошенькая, что она ее возьмет, если другая женщина откажется. Вам какого возраста нужен младенец?
– Поменьше, – сказала я осторожно, потому что не продумала эту деталь. Однако я ожидала, что ребенку будет по меньшей мере несколько недель.
– Ну, эта девочка родилась в семь часов в субботу утром. Сгодится, если вы соберетесь выдать ее за собственную. Вы замужем? – спросила она вдруг.
