Несколькими днями ранее я познакомилась с капитаном Маккаллахом на собрании в колледже Купер-Юнион, где я запросила у него определенные сведения, которые он мне и предоставил. Если он окажется в участке, то наверняка узнает меня, и тогда все будет потеряно: на остров мне не попасть. Я как можно ниже опустила свою соломенную шляпу на лицо и приготовилась к тяжелому испытанию. Как и следовало ожидать, бравый капитан Маккаллах стоял у стола собственной персоной.
Он пристально смотрел на меня, пока офицер за столом вполголоса переговаривался с миссис Стэнард и сопровождавшими меня полицейскими.
– Вы Нелли Браун? – спросил офицер.
Я ответила, что, полагаю, так оно и есть.
– Откуда вы прибыли? – спросил он, и я ответила, что не знаю, вслед за чем миссис Стэнард сообщила ему множество сведений обо мне: рассказала, как странно я себя вела у нее в приюте; что я всю ночь не сомкнула глаз и что, по ее мнению, я – бедная горемыка, повредившаяся умом из-за бесчеловечного обращения. После некоторого обсуждения между миссис Стэнард и двумя офицерами Тому Бокерту было велено отвезти нас в суд в карете.
– Идите за мной, – сказал Бокерт, – я разыщу ваш чемодан.
Мы отправились все вместе: я, миссис Стэнард и Том Бокерт. Я сказала, что с их стороны очень мило пойти со мной и я не забуду их доброты. По дороге я продолжала твердить о чемоданах, время от времени вставляя замечания о скверном состоянии улиц и странном виде прохожих.
– Я, кажется, никогда не видела таких людей, – сказала я. – Кто они такие? – и мои спутники посмотрели на меня с жалостью, очевидно, полагая, что я иностранка, эмигрантка или что-то в этом роде. Они сказали мне, что вокруг нас трудовой люд. Я снова заметила, что, по моему мнению, в мире слишком много рабочих для того количества работы, которую нужно исполнять; при этом замечании полицейский П. Т. Бокерт пристально посмотрел на меня, явно решив, что я окончательно лишилась рассудка. Мы миновали нескольких полицейских, которые спрашивали моих бравых стражей, что со мной приключилось. К этому времени за нами уже следовала стайка оборванных детей, отпускавших в мой адрес оригинальные и забавные замечания:
– Что она натворила?
– Эй, легавый, где ты ее взял?
– Куда ты ее тащишь?
– А она милаха!
Бедная миссис Стэнард была испугана сильнее меня. Положение становилось все интереснее, однако я по-прежнему опасалась предстоящей встречи с судьей.
Наконец мы прибыли к низкому зданию, и Том Бокерт любезно решил сообщить мне:
– Это почтовое отделение. Скоро мы найдем ваши чемоданы.
Вход в здание окружала толпа зевак, и я решила, что мое положение еще недостаточно скверно, чтобы позволить себе миновать их без замечания, так что я спросила, верно ли, что все эти люди потеряли свои чемоданы.
– Да, – ответил он, – почти все эти люди ищут свои чемоданы.
Я сказала:
– Похоже, все они иностранцы, как и я.
– Да, – сказал Том, – они все иностранцы и только ступили на берег. Они все потеряли чемоданы, и у нас уходит куча времени на их розыски.
Мы вошли в зал заседаний: это был полицейский суд Эссекс Маркет. Наконец-то вопрос о моем душевном здоровье или сумасшествии должен был разрешиться. Судья Даффи сидел за высоким столом, и лицо его с виду источало безграничную доброту. Видя это выражение доброты во всех его чертах, я испугалась, что избегну желанной мне судьбы, и с замиранием сердца последовала за миссис Стэнард, когда прозвучало требование приблизиться к столу, где Том Бокерт заканчивал отчет о моем деле.
– Подойдите, – сказал офицер. – Как вас зовут?
– Нелли Браун, – ответила я с легким акцентом. – Я потеряла чемоданы и была бы благодарна, если бы вы их разыскали.
– Когда вы прибыли в Нью-Йорк? – спросил он.
– Я не прибыла в Нью-Йорк, – ответила я, мысленно добавив: «Потому что я живу здесь уже довольно давно».
– Но вы сейчас в Нью-Йорке, – сказал мужчина.
– Нет, – сказала я, глядя на него с недоверием, с каким, согласно моим представлениям, могла бы глядеть умалишенная. – Я не приезжала в Нью-Йорк.
– Эта девушка с Запада, – сказал он тоном, который поверг меня в трепет. – У нее западный выговор.
Кто-то из присутствующих, слышавших этот краткий диалог, заверил, что он жил на Юге и что выговор у меня южный, а другой офицер был уверен, что я с востока. Я испытала большое облегчение, когда первый офицер обернулся к судье и сказал:
– Судья, у нас тут особый случай: эта молодая женщина не знает, кто она и откуда. Вам бы лучше рассмотреть это дело не откладывая.
Я задрожала – отнюдь не от холода – и оглядела окружавшую меня толпу плохо одетых мужчин и женщин, на чьих лицах лежал отпечаток тяжелой жизни, скверного обращения и бедности. Некоторые из них взволнованно совещались с друзьями, другие сидели молча, с выражением полной безысходности на лицах. Между ними повсюду мелькали хорошо одетые, упитанные полицейские, наблюдавшие эту сцену бездеятельно и почти безучастно. Для них это было обыденностью: еще одна несчастная пополнила длинный перечень, давным-давно переставший вызывать у них интерес или участие.
– Поди сюда, девочка, и подними вуаль, – позвал, к моему удивлению, судья Даффи суровым голосом, которого я не предполагала в человеке с таким добрым лицом.
– К кому вы обращаетесь? – осведомилась я со всем достоинством, на какое была способна.
– Подойдите, моя дорогая, и поднимите вуаль. Даже английской королеве пришлось бы поднять вуаль, окажись она здесь, – сказал он очень ласково.
– Так-то лучше, – ответила я. – Я не английская королева, но вуаль подниму.
Когда я это сделала, маленький судья взглянул на меня, а затем спросил очень добрым и ласковым голосом:
– Дорогое дитя, что с вами случилось?
– Ничего, я просто потеряла свои чемоданы, и этот человек, – я указала на полицейского Бокерта, – обещал отвести меня туда, где их смогут разыскать.
– Что вам известно об этой девочке? – строго спросил судья бледную и дрожащую миссис Стэнард, стоявшую рядом со мной.
– Ничего, кроме того, что она пришла в дом вчера и попросилась переночевать.
– Дом! Что вы подразумеваете под домом? – быстро спросил судья Даффи.
– Это временный дом для работающих женщин на Второй авеню, номер 84.
– Какова ваша должность там?
– Я помощница экономки.
– Хорошо, расскажите все, что вы знаете об этом деле.
– Вчера, вернувшись в приют, я увидела, как она идет по улице. Она была одна-одинешенька. Только я вошла в дом, как зазвенел дверной звонок и вошла она. Она спросила меня, можно ли ей остаться на ночь, и я сказала, что можно. Вскоре она сказала, что все люди в доме выглядят сумасшедшими и внушают ей страх. Потом она отказалась ложиться в постель и просидела всю ночь.
