– Потому что связь Роси с «большой землёй» непостоянна, – ответил тогда Корнелий. – К тому же переходы за Грань не пропускают большие массы, эксперименты и у нас велись. Проходят буквально с десяток человек. Ни о каких крупных перемещениях речь не идёт.
Мысль мелькнула и растаяла, оставив эмоциональное послевкусие: хорошо, что у конунга нет наших «Кинжалов»!
– Давай, сразись! – крикнул Малята. – Не трусь, докажи свою силу!
– Без проблем, – ухмыльнулся конунг.
– Угомонись, дуэлянт, – проворчал Сан Саныч.
– Он же ещё совсем мальчишка, – сказал Максим. – Хочешь позабавиться убийством или действительно получить удовлетворение? Пободайся со мной.
Конунг с интересом оглядел отвердевшее лицо россиянина.
– Ну, да, ты ведь тоже участвовал в чемпионате Роси по метанию и даже получил приз.
– Рискнёшь? – Это слово Максим произнёс по-русски.
Видимо, Монарха задел тон пленника, в котором явственно прозвучала нотка пренебрежения. До этого момента властителю Еурода никто не рисковал бросить вызов, не имевший шансов оставить говорившего в живых. Но вызов имел место, и конунгу захотелось доказать своё превосходство перед лицом симпатичной пленницы. Улыбнувшись, он проговорил с великолепным апломбом голливудского супергероя:
– Что ж, с удовольствием надеру тебе задницу!
Сан Саныч рассмеялся, уловив знакомое словосочетание.
– Ну и кретин!
Конунг не обратил на него внимания. Снял с себя ещё один слой одежды – нечто вроде пушистого плаща и остался в облегающей фигуру чёрно-белой «футболке» и бликующих металлом штанах. Фигура у него и в самом деле оказалась впечатляющей, словно хозяин Еурода всю жизнь ходил в качалку и нарастил великолепный мышечный каркас. Можно было понять его чувства, не допускающие мыслей о возможном поражении. И у Максима даже участилось дыхание от оценки противника-бодибилдера такого уровня. Однако он не собирался сражаться с ним в формате соревнований ММА, поэтому нервный озноб не длился долго. Исход схватки зависел не от мышц соперника, его массы, а от силы и знания приёмов рукопашного боя.
Конунг сам пошёл ему навстречу.
– Выбирай оружие, русский.
– Сначала оговорим условия, еуродец, – усмехнулся Максим.
– Твои предложения.
– Если победу одержу я – отпустишь всех!
– Это невозможно. Не трать силы на напрасные надежды. В любом случае ты проиграешь. Не продержишься и пары таймов. Обещаю отпустить её, и только. На остальных у меня есть определённые планы.
– Не кажи «гоп», пока не перескочишь, – буркнул Сан Саныч.
Конунг посмотрел на него с сомнением.
– Итак, меч, нож?
– Нож.
– Не возражаю. – Конунг кивнул телохранителю. – Держи их на мушке. Дай ему нож.
Гигант и гвардеец в красном шлеме затолкали пленников в угол, к стоечке, за которой неживым истуканом стоял хладун. Глаза монстра были белые, навыкате, размером чуть ли не с голову человека, и разделяла их щель вертикального, как у кошки, зрачка.
Любава сразу принялась осматривать брата. Сан Саныч достал из кармана санпакет, который не собирался использовать, и девушка перевязала предплечье Маляты бинтом.
Максим под дулом автомата подобрал свой нож, встал к противнику боком.
– Готов!
– Мак! – едва слышно проговорила Любава, закончив возиться с братом.
Не услышав в тоне девушки даже намёка на страх или тревогу, Максим послал ей предостерегающий взгляд.
– Нам дали время, Любава, используй его с пользой.
Последние слова, прозвучавшие как тавтологический казус, он произнёс по-русски, надеясь, что командовавшая спецотрядом пограничников девушка поймёт его правильно.
Телохранитель принёс конунгу необычайной формы нож. Кончик ножа разделялся на два острия, одно чуть длиннее другого, рукоять имела изящную скобу гарды, а по длине он превосходил нож Максима сантиметра на три. И он взял эту особенность оружия противника на заметку.
Конунг картинно повертел нож в пальцах, демонстрируя отличную фланировку, выставил острие вперёд, поманил Максима левой рукой.
– Смелее, русский!
Максим мелкими шажками подбежал к нему, также выставив нож остриём вперёд, но в другом хвате – на рукояти, и держа его под углом в тридцать градусов к горизонтали. Он никогда не собирался применять свои умения фехтовать ножом на практике, но теперь ещё раз с благодарностью подумал о дяде Никифоре, брате отца, который заставлял его в юности и во время учёбы в институте заниматься не только метанием холодного оружия, но и овладевать мастерством реального боя.
Конунг оказался умелым бойцом. Так и должно было быть, потому что в противном случае он не поддался бы искушению «проучить наглого русского» и победить его на глазах у красивой пленницы. Конунг с ходу продемонстрировал стиль с «раздвоением сознания» (новозеландцы назвали бы его сима-то), и, если бы Максим не знал особенностей и тонкостей боя, ему уже на первых секундах схватки достался бы «вспоротый живот» – удар ножом в двух направлениях – по горизонтали и вверх: противник метил в полую артерию, поражение которой заканчивалось смертью через пять-одиннадцать секунд.
Однако Жаров легко отразил удар – ножи со звоном столкнулись – и сам нанёс «качающийся хвост ящерицы»: удар-разрез-захват-укол-разрез, ранив противника в локоть и заставив его отскочить. Конунг был вынужден блокировать попытку захвата, и по силе ответного толчка Максим понял, что соперник физически сильнее.
Ладно, есть и другие хваты и приёмы. Спасибо, дядя Никифор, что учил на совесть.
Удар-разрез-укол-разрез…
Противник отвечает, целя в сонную артерию. Что ж, понятная школа, индонезийцы давно практикуют тройные уколы с разрезом снизу вверх и ударом сверху вниз.
Удар-укол-удар-ложный замах-разрез!
Конунг снова отскочил, хрипло вскрикнув: нож оставил на его предплечье неплохую отметину, налившуюся кровью.
– Фак ю бистард!
Максим усмехнулся в душе, переведя фразу конунга как: «Ах ты ублюдок!» Поддразнил противника:
– Что, отступаешь, выродок? Неужели не хочешь надрать мне задницу?
Лицо конунга перекосилось, глаза исторгли пламя.
Он метнулся вперёд, ускоряясь до немыслимого темпа, и на этот раз достал-таки: нож Монарха коснулся плеча Максима, и короткий шип на кончике лезвия, прятавшийся под длинным остриём, вдруг удлинился сантиметров на пять, протыкая плечо россиянина.
Боль колючкой ударила в голову. Теперь уже вынужден был отскочить Максим, усилием воли нейтрализуя болевые ощущения. Только теперь он понял назначение странного расщепления кончика ножа конунга на два шипа. Изобретатели этой конструкции смогли создать двойное лезвие, одно из которых в нужный момент удлинялось для смертельного укола.
