Несколько камер ослепло – их сорвало ударной волной. Пальцы Джеральда прошлись по клавиатуре и увеличили изображение с оставшихся. Мчащиеся вниз поезда, падающие с неба, как слепки с производственной линии. Вспышки металлических оболочек среди облаков взвившейся пыли. Джеральда вдруг что-то заинтересовало: он заметил какое-то движение в нижней части одного из кадров. Камёлё видела, как он растягивает соответствующее окно на весь дисплей. Изображение было зернистым и нечетким, чрезмерно увеличенным, но все равно она увидела нечто, поднимающееся с земли, словно надувающаяся палатка из прозрачного полиэтилена. Под ней кто-то грузно вставал, будто раненый богатырь, из последних сил возвышающийся над полем боя и оглядывающий результаты сражения.
Фомальхиванин.
Он стоял под стрельчатым сводом призрачного храма: этот кров высился над головой фомальхиванина, удерживаемый лишь на кончиках пальцев его разведенных рук. Герданский шелк вокруг него развевался и светился, как зеленое пламя. Когда Камёлё поняла, какой глееваринский трюк мог помочь ему спастись, ей оставалось лишь тихо изумиться.
Последние отголоски. Небо было пустым – в диспетчерской наконец отреагировали и остановили весь транспорт в коридоре. Пыль потихоньку оседала. Плазменное поле стабилизировалось до уровня последних незадетых эмиттеров, и все выглядело так, будто коридор в этом месте кто-то ровно обрезал лазером. Сегмент длиной около сотни метров просто исчез.
Исправные камеры из широкого радиуса стали подтягиваться на место действия, чтобы заменить отключившиеся; то есть нетлог Лукаса, через который шла трансляция, все еще работает. Кадры захватывали невероятный разгром: обломки и руины, пепел и разрытую землю, осколки металла, перекрученные корпуса грузовых поездов, дым и догорающий огонь, расплавленный пластик.
– Вот и все, – сказал Джеральд Крэйг. – Божечки.
Он снова нажал Ctrl+M. Изображение дополнилось звуками: треском остывающего, оседающего металла, прерывистым дыханием и слегка истеричным голосом Кэрол Беннет.
– Господин Хильдебрандт?!. Господин Хильдебрандт, вы живы? Вы можете наконец ответить на наши вопросы?
Тишина. Камёлё замерла.
– Минутку, – хрипло отозвался Лукас.
Камера вдруг зафиксировала следующее: куча обломков и тело ӧссеанина… слипшаяся одежда, обгоревшее до костей лицо. Лишь распахнутые глаза остались на нем – глаза, в момент взрыва закрытые пальцами Лукаса. Глаза – самое страшное во всем его образе – мерцали в почерневших глазницах обнаженного черепа, словно стеклянные, призрачные омуты из янтаря, нетронутые и все еще создающие видимость жизни. Голова вдруг поднялась – мертвец вставал. Кэрол Беннет принялась истошно вопить.
Лукас с трудом отодвинул в сторону тело зӱрёгала и выбрался из-под него. Лицо его было ужасно бледным. Он бросил быстрый взгляд на ӧссеанина, с усилием встал на ноги и осторожно закатал рукава, чтобы манжеты не касались обожженной кожи рук. Затем откашлялся.
– Не кричите, прошу вас, – тихо заговорил он. – Я боюсь, что… некоторым образом… что зӱрёгал не выжил. Мне повезло, что я… оказался… под…
У Лукаса пропал голос. Его отсутствующее выражение лица и рассеянный взгляд указывали, что он в изрядном шоке.
Вдалеке послышался вой сирен: очевидно – полиция, скорая, пожарные. Камеры зафиксировали смуглого мужчину в желтой спортивной куртке со стилизованной фигурой темнокожего барабанщика на спине. Он перелезал через обломки и пытался подобраться ближе.
– Гляди-ка, старик Зулу уже там! – пробормотал Джеральд под нос. – Ну, конечно. У «Рувензори ньюс» транслятор прямо у дороги, у скотин африканских.
Камёлё почти его не замечала. Она закрыла глаза, совершенно замученная чудовищным наплывом противоречивых эмоций. «Лӱкеас Лус жив. Но фомальхиванин тоже. А зӱрёгал – в объятиях Аккӱтликса, на тропе верных, в воротах мучеников, где душа его сливается с Космическим кругом Совершенного Бытия… о Высший из Высших, освяти ее навеки!.. ибо предназначение его…»
Она бросила испуганный взгляд на три кольца серебристого холода, тяготящие ее запястье; в тихих глубинах своих мыслей она ясно слышала, как зӱрёгал говорит с ней.
«Мертвые добиваются исполнения своих последних желаний, Камёлё».
Другими словами – его предназначение теперь на твоих плечах.
– Ну уж нет! – воскликнул в этот момент Джеральд. – Это же не… Господи, вот это я называю ситуацией!
Камёлё резко подняла голову. Она не могла понять, испуган Джеральд или смеется.
На увеличенном изображении перед ее глазами трепетало лицо Лукаса, совершенно поглощенного чем-то на небе.
– Аш~шад! В коридоре! – выкрикнул он и показал вверх.
Джеральд стукнул по клавиатуре и переключился на дальнюю камеру. Теперь было видно, что по скоростной дороге летит еще один поезд, какой-то из тех, до которых не дошло оповещение из диспетчерской… то есть поезд, управляемый человеком вместо компьютера, какой-то реликт, аномалия или бог знает что. Машинист уже понял, что с тоннелем впереди что-то не так, и отчаянно пытался тормозить; но инерция была слишком сильной. Несколько мгновений все зрители ждали затаив дыхание, их снова охватил ужас; а затем поезд просвистел через обруч последнего эмиттера, будто цирковой тигр в прыжке, и оказался в пустоте. Солнце блеснуло на серебряных каннелированных боках… радугой заискрилось на голографических буквах, использовавшихся последний раз в прошлом веке. Не нужно было читать всю надпись, чтобы все понять: «Первый трансатлантический воздушный поездной состав… исторические экскурсии каждое воскресенье».
Кэрол Беннет снова завизжала.
Ее, должно быть, насквозь пронзил ужас, как и всех наблюдающих медиантов, которые хоть сколько-нибудь серьезно относятся к своей работе. Это был настоящий ночной кошмар и в то же время лакомый кусочек для криминальной хроники: поезд, полный семей на экскурсии, старичков, детей. Камёлё смотрела с ледяным ощущением абсурда, как поезд несется на верную гибель… из всех возможных комбинаций самая бессмысленная – именно этот поезд, здесь, сейчас. В такие моменты Судьбу чувствуешь физически. Она выступает на поверхность вещей, будто стальная сеть.
Предзнаменование исполнится.
В эфемерной тишине, которая предшествует катастрофам, фомальхиванин прыгнул.
Это был очень длинный, явно пятидесятиметровый прыжок, снятый камерами со всех возможных и невозможных ракурсов. Реяли зеленая туника и золотые полоски на рукавах Аш~шада – он выглядел как настоящий волшебник. Его тело перевернулось в воздухе и оказалось ровно там, куда падал поезд. Аш~шад хлестнул руками, и от его пальцев разлетелись искры. В дикой спешке он из воздуха сплетал светящиеся тросы – во всяком случае, так это выглядело на камерах. Каркас крова вдруг окружил его, словно ноги гигантского паука. Он поднимался, будто паук этот вставал. Молниеносно вырастал. Превращался в гигантский купол. В призрачное здание. В сеть. Он был огромным. Массивным. Неописуемым.
