До нее донеслись голоса. Голос Ёлтаӱл – тягучий, таинственный, пронизанный хорошо натренированной одухотворенностью:
– Какой ценный визит! Нечасто ты заглядываешь в таинственные места, досточтимый. Но теперь ты чем-то взволнован, я вижу. Ты что-то ищешь.
И его голос, в меру энергичный:
– Однозначно! Как это ты угадала? Ты владелица магазина?
Камёлё сжала зубы. Будто на острие ножа, его голос балансировал между насмешкой и уважением… как и его душа, всегда стоящая на границе между цинизмом и набожностью, между скепсисом и преданностью. Припомнилось вдруг… с ужасающей пронзительностью… будто звон монастырских колоколов, который долго не затихает ледяным утром. Скӱтё. Тёрё Мӱнд. Камёлё сжималась у стены и глотала слезы. Ей вдруг до боли захотелось посмотреть ему в глаза.
Лукас Хильдебрандт никогда этого не избегал. Отроду не носил солнечных очков. Были у него и недостатки – даже куча недостатков! – но трусости в их числе не было. Она отчаянно заскучала по твердой, тихой неуступчивости, на которую под его блестящим фасадом натыкался каждый, кто хоть немного надавит. Теперь он и правда был в беде, она чувствовала. И беда эта будет все серьезнее. Камёлё мысленно спрашивала, хватит ли ему запасов решимости.
Зачем он вообще сюда пришел? Как он мог отыскать этот магазин? Но стоило задуматься – не нужна была телепатия, чтобы понять. Это может быть связано с фомальхиванином. Лукас, вероятно, выяснял, какая сейчас конкуренция на рынке тайн и загадок. А в Сети наткнулся на статью Джеральда.
Шорох шелка, но шагов не слышно; в конце концов, у Лукаса почти такие же мягкие герданские туфли, как у Ёлтаӱл, они много шума не наделают. Прастарая, конечно, тут же сделала именно то, что от нее стоило ожидать: зашла на склад.
– Да, я владелица. Для обычных людей – обычная торговка, – бросила она через плечо разговорным тоном. – Знаешь, каждый должен получить по заслугам. Поверхностные люди – кусок пластика, ценные люди – ценность. Но не каждый что-то так упорно ищет… конечно, если не считать проверок из налоговой.
Камёлё не верила своим ушам. Как могла Прастарая так выйти из роли? Но затем она поняла, что эта хитрая старая бабка все просчитала. Прежде всего, она его узнала. А значит, знает и то, что, попробуй она вылить на него чистую, неразбавленную мистику, то проиграла бы еще в первом тайме. Он бы вообще ничего не сказал.
Прастарая остановилась у стола, обернулась и сложила руки на костлявой груди.
– Ну же, Лус, – позвала она его. – Иди сюда, на свет, посмотри на меня и немного покопайся в памяти. Мы ведь знакомы.
Лукас появился в двери. Камёлё не осмеливалась поднять глаза. Она четко воспринимала каждое его движение – уголком глаза, невольно; но знала слишком хорошо – посмотри она прямо, прилив чувств ее выдаст. Какая там невидимость? Ей казалось, что ее аура и так сверкает от избытка эмоций, будто солнечная корона.
– Подожди. Я вспомню, – пробормотал Лукас и запустил руку в волосы. – Мы точно не виделись на Ӧссе.
– В этом ты прав, – согласилась Прастарая и хитро тряхнула ушами.
Она бросила попытки одухотворенно говорить по-терронски и без каких-либо церемоний перешла на свой родной язык.
– На старой вонючей Ӧссе я не была уже сто столетий.
– Ты приходила к моему отцу, – вдруг сказал он. – Ёлтаӱл!
Ее уши не переставали колыхаться от смеха.
– Вот это я называю память! Натренированная тоннами закорючек из заплесневелых книг! Я всегда говорила Джилеӓсу, пусть не сомневается и хорошенько тебя нагрузит. Все зависит от характера: один шею свернет, другой ума наберется. Видишь, Лӱкеас Лус. Не зря ты старался.
Лукас ничего не сказал, но Камёлё ясно ощущала, как это замечание его разозлило. «Лучше смени-ка пластинку, Мать, – рассмеялась она про себя. – Эта тема ему совсем не нравится».
Но прежде, чем Прастарая успела что-либо предпринять, Лукас с изящным аристократизмом перевел тему сам.
– Так или иначе, воздадим Аккӱтликсу благодарность за эту встречу, – сказал он с настоящей ӧссенской витиеватостью. – Долгие годы я хотел тебя поблагодарить за отцовские вещи, которые ты мне когда-то отправила. Я искал тебя, когда получил посылку, но нетлога у тебя нет, а адрес мне выяснить не удалось. Я и не предполагал, что ты открыла на Земле магазин.
– Тогда у меня этой лавки не было. И адреса тоже, – заверила его Ёлтаӱл. – Я нарочно не оставила следов, потому что не хотела, чтоб меня нашли. Как ты явно понял, некоторые из его свитков были безопасными прям как бритва в подштанниках.
«Хм, именно потому ты просто без каких-либо объяснений сунула мне их под нос, – думал про себя Лукас. – Вместо ведерка удобрений – ведерко ауригианской ереси». Камёлё еле-еле сдержала смех; она слышала это замечание так отчетливо, будто он произнес его вслух. Но на самом деле он этого, конечно, не сделал.
– Осторожность прежде всего, Ёлтаӱл, – лишь сказал он. – Не в этом ли причина, почему отец желал, чтобы я получил его вещи лишь пять лет спустя после его смерти?
Камёлё снова боролась со смехом: «Умеешь ты быть ядовитым, Лус!»
– Это не его желание. Я сама так решила, – заявила Ёлтаӱл без капли стыда. – Я разнюхала, чем ты занимаешься, и мне показалось, что руки студента астрофизики не слишком надежные.
Камёлё снова попыталась уловить, что думает Лукас, но, как и ожидалось, – не вышло: если он не формулировал мысль словами, ей не удавалось ничего вытащить из его сознания. Но затем все же всплыли обрывки неуверенного подозрения. «Скрывала. Ёлтаӱл мне лжет». Однако он, очевидно, решил, что не станет доводить дело до крайности, так как невозмутимо продолжил нейтральным миролюбивым тоном:
– В любом случае, это очень пригодилось мне перед отправлением на Ӧссе. Я знал, чего стоит старательно избегать.
– Это точно, – довольно ответила Ёлтаӱл. – Старик Аӧрлёмёгерль поди обделался, когда увидел, сколько ты всего знаешь.
«Аӧрлёмёгерль». Камёлё чувствовала, как это имя застряло в мыслях Лукаса, и с нетерпением ждала, какие воспоминания оно вызовет. Она боялась – и в то же время надеялась, – что в них будет она сама. Но разочаровалась. Единственное, что глеевари уловила, была мимолетная мысль: «Это имя упоминал зӱрёгал». Именно этого она и добивалась – не хотела, чтобы Лус что-либо помнил; и все равно еле сдержала вздох.
Лукас прошел вдоль стола. Оказался едва ли в метре от нее, но в ее сторону даже не посмотрел.
– Продаешь это, значит? – произнес он.
Камёлё представляла, как его глаза скользят по свежераспакованному барахлу на столе: по посылке с хрустальными шарами, магическими погремушками с Марса, чешуей рыбоножки с Сириуса V, по миске с аметистами, кучке колец с гематитами. Зашуршала шелковая бумага.
