С другой стороны – напечатанные на глиняных дощечках надписи не выражают тонких оттенков значения. Угроза, сложенная из полуфабрикатов, едва ли может отразить истинные замыслы и планы – что уж говорить о точной степени недовольства. Будь то офис и мандала Лукаса, он бы скорее махнул рукой и подождал, пока заинтересованные его душой, жизнью и кровью сообщат о гневе Аккӱтликса что-нибудь конкретное. Но сейчас рядом с ним стоял Трэвис и вновь умоляюще хватал его за рукав дрожащими пальцами.
Трэвис, с непостижимым доверием одолживший ему свой корабль. Трэвис, теперь со столь же непостижимым доверием ожидающий, что в огне апокалипсиса разверзнутся небеса.
Явится стальная пасть Насекомьего бога.
Опустится вниз, будто люстра.
И откусит ему голову.
– Что… что ты об этом думаешь, Люк? – взволнованно повторял Трэвис. – Что, по-твоему, мне делать?
Лукас ухмыльнулся. «Послать ӧссеан за мной, если они сами не найдут, Боб!» Если говорить без прикрас: главная гарантия безопасности для Роберта Трэвиса состояла в том, что для ӧссеан он – полный ноль. Это был настоящий вызов для любого дипломата, ведь чтобы сообщить нечто подобное человеку со столь раздутым эго, потребуется особый такт; однако Лукас рассудил, что в целях сохранения хороших отношений со «Спенсер АртиСатс» самым тактичным выходом будет полное отсутствие презентации собственных взглядов.
– Для начала одна мелочь, – только и сказал он. – Поверни их обратно.
– Что?! – вскрикнул Трэвис. – Но я не могу! Люк, ты не понимаешь. Это сделали ӧссеане! Они были здесь! Они пытаются на что-то… намекнуть!
– Намекнуть?! – рассмеялся Лукас. – Называй вещи своими именами, Боб. Они просто тебе угрожают. Ну и что? Просто поверни обратно.
– Повернуть… эти глиняные…
– Ага. Дощечки. Вокруг своей оси. Хотя бы так, как было раньше, – если только ты не выдумаешь что-нибудь повеселее.
Роберт Трэвис поднял трясущуюся руку. Очевидно, он искренне старался прислушаться к совету своего гуру: впился глазами в один из дисков, протянул руку, почти… Однако, видимо, в воздухе была некая невидимая граница, которую его рука не могла преодолеть – несколько мгновений она нервно тряслась у ближайшей глиняной дощечки, будто натыкалась на стекло, после чего вторая перехватила ее и опустила обратно в жесте полной беспомощности. Опуская руки, он почти незаметно коснулся пальцами мицелиальной поверхности мандалы.
– Я боюсь, – выдавил из себя Трэвис. – Я не смогу. Люк, если ты думаешь, что это поможет… пожалуйста… пожалуйста, сделай ты.
– Я не думаю, что это поможет! – отрезал Лукас.
Его раздражала бесхребетная мягкость, которую он чувствовал в Трэвисе… если не говорить прямо – трусость, – а также невольная иррациональность человека, смеющегося над богами и в то же время трясущегося от ужаса перед лицом магии. О чем Трэвис вообще думал? Что, поверни он пару глиняных дощечек, прибитых к стене, пробудится великое волшебство?
– Это кусок глины, Боб, – не что иное, как кусок обычной дешевой керамической глины! Никакой это не голос божий! Смена надписи ничем не поможет. Это лишь выведет ӧссеан из себя, если они увидят, не больше. Я не стану делать этого вместо тебя. Почему я должен их провоцировать и нести ответственность?
Трэвис выглядел совсем растерянно.
– Тогда почему… почему ты меня заставляешь… – пискнул он.
– Потому что я хочу видеть, как это сделаешь ты! – бросил Лукас ему в лицо.
Он больше не мог сдерживать свою язвительность.
– Дело все в том же, Боб, – как и несколько лет назад, когда ты не согласился с моим отцом. Я думал, если ты найдешь в себе смелость на сопротивление, то сможешь дать им отпор. Если бы ты повернул все обратно, было бы хорошо. Если бы ты выложил новую оскорбительную надпись – было бы еще лучше. А если бы ты сорвал дощечки со стены, бросил их в мусорное ведро и просто сказал бы мне, чтобы я шел куда подальше с такими глупостями, – у тебя бы даже была надежда!
Лицо Роберта Трэвиса разваливалось. Разваливалось на черты, скривленные ужасом, и на черты, скривленные отчаянием, на куски и кусочки, на румянец и трепет. Лукас видел лишь слезы на глазах – ничего больше, так как был не настолько жестоким, чтобы наблюдать за разрушением до конца. Он сунул руки в карманы и отвернулся к окну.
Он не мог понять. Честно говоря, ощущение неуместности было так сильно, что Лукас чувствовал, будто находится в каком-то призрачном сне. «Рё Аккӱтликс, почему он мне столько позволяет? Почему не обвинит меня, наконец? – возмущался он в мыслях снова и снова. – Почему хотя бы не спросит?» При разговоре по нетлогу не прозвучало ни одного упоминания о Корабле, что было вполне логичной осторожностью; но столь же логичный Лукас ожидал, что, едва он перешагнет порог, Трэвис в тот же миг начнет осыпать его упреками и будет ждать подробных объяснений. Ведь он должен осознавать, что резкое недовольство ӧссеан как-то связано с этой поездкой! Все инстинкты Лукаса предостерегали не начинать говорить об этом первым, хотя, конечно, он был готов к череде обвинений. Он ждал их. Готовился отражать всеми силами своего ума, так как лишь от того, каким образом Лукас преподнесет ситуацию, зависит последующая благодарность или же ненависть Трэвиса. Перепалки не избежать!
Однако Трэвис не спрашивал, что произошло с Кораблем. Не спрашивал, за что именно он должен отплатить Аккӱтликсу собственной кровью. Он плакал у Лукаса на плече и хватал его за рукав вместо того, чтобы осыпать ругательствами. Лишь сейчас Лукас начинал допускать, что уважение Трэвиса к его персоне, очевидно, так велико, что он просто не решается спросить.
Неловко.
И в то же время хитро.
Если бы Трэвис начал его упрекать, Лукас бы с легкостью ему возразил, однако вместо этого он смотрел на него снизу вверх, словно перед ним стоял бог. Его отчаянная, жалобная беспомощность была утомительна.
– Люк… они… они меня убьют, – всхлипывал Трэвис за его спиной.
Лукас закатил глаза. «Конечно, а поскольку твоя жизнь имеет для человечества неизмеримую цену, это будет серьезная потеря».
– Неужели ты настолько их раздосадовал?
– Ты… думаешь, что нет?
Лукас стиснул зубы.
– Слушай, Боб. Сядь в кресло. Если тебе поможет, выпей таблетку от нервов. Или выпей еще чего. Что угодно, главное, перестань ныть. Я скажу тебе, что, по моему мнению, они сделают, а потом ты оценишь ситуацию. Всегда можно найти выход.
На самом деле он решительно не считал, что выход можно найти из любой ситуации; однако от роли гуру для зареванного Трэвиса убежать было нельзя. «Как ты прекрасно знаешь, то, что с ним происходит, происходит исключительно из-за тебя, – усмехнулось его сознание. – И справиться с этим он не может. В нем нет и миллиграмма смелости».
