– Что? Что ты имеешь в виду?
София закатила глаза.
– Ну же, Лус! Мне не шестнадцать. Я не впервые делаю уборку после вечеринки. Я знаю, куда заглядывать, и нигде ничего не забуду, уж тем более бокалы! Я несла их помыть. Собиралась помыть и другие, чтобы не было видно различий между ними и теми запылившимися, которые полгода никто не использовал; вот такая я хитрая стерва! Но он забрал их у меня и заявил, что это будет одним из твоих шансов. Чтобы меня не было дома, когда вы приедете. И чтобы я дала не больше времени чем до вечера, но все же чтобы время было.
– Что за глупости? Пусть либо захочет, чтобы его нашли, либо нет!
– Он хочет, чтобы его нашли, лишь с определенной вероятностью… что, конечно, все лучше, чем если бы совсем не хотел. Он задумал, чтобы я позвонила и повторила приглашение. Ты вполне мог отказаться, Лус. Я была уверена, что ты так и сделаешь. Ты почти всегда найдешь отговорку.
– Он наверняка неплохо развлекается, сидя где-то за холмом и наблюдая, как я за ним гоняюсь, – сухо процедил Лукас. – Лучше, чем кино.
София села обратно на скамейку.
– С его стороны это не злорадство, – заявила она. – Он рассказывал о тебе разные интересные вещи. Мне кажется, что он почти… почти боится тебя. Но, скорее всего, он попытается преодолеть этот страх, если придет к мнению, что это воля Судьбы. – София замялась. – Он мог бы исчезнуть, Лус; не думай, что нет! Но у фомальхиван есть… у них просто такая вера. В каждом идеальном плане должен существовать какой-то умышленно оставленный изъян, чтобы у Судьбы – или же Астуанера, как они говорят, – была возможность проявить себя. Они называют это перстами хаоса. Проявление несовершенства и случайности.
– Персты хаоса?! – Лукас закатил глаза. – К счастью, в сфере идиотских мыслительных конструкций я напрактиковался на Ӧссе, – заворчал он. – Там тоже играют в такую бессмыслицу. Пишешь знаки на сланцевой табличке, мел в твоих пальцах скользнет в месте естественного излома… и все, ошибка, ничто тебя не спасет: персты хаоса уже схватили тебя за руку.
– Именно. Аш~шад говорит, что, когда достигаешь чего-то более рискованным способом, это имеет намного бо́льшую цену, потому что одновременно получаешь некий… знак, что Судьба на твоей стороне.
«Знак! Рё Аккӱтликс!» Лукас мгновенно вспомнил, как Фиона Фергюссон махала у него перед глазами своим дурацким амулетом. Но проглотил язвительные замечания. Вспомнил он и другой момент – ӧссенский храм Далекозерцания и то, как он лично стоял там – а священник за его спиной – и пытался дописать символы ничтожным куском мела. Тот же тип мышления, то же пари с Роком. Но Лукас был скептиком. Он не давал суевериям манипулировать собой. Если бы вдруг не вышло, он взял бы другой мел и все равно бы продолжил.
– Ладно, – вздохнул он. – Я не верю в подобное, но могу понять принцип. Ты говорила, что намеков несколько. Какие еще?
София молча развела руками.
– Черт, так ты специально мне ничего не скажешь? – выпалил Лукас. – А если я тебе просто скажу: «Эй, сестричка, ну-ка гони мне его адрес?..»
София рассмеялась и посмотрела ему в глаза.
– О чем ты, Лус? Аш~шад сказал, что если ты надумаешь спросить, то, скорее всего, того заслуживаешь. Так что адрес я тебе, конечно, дам.
Глава двадцатая
Вольт Аш~шада
Камёлё открыла глаза, локтем смела подушки Джерри с дивана Джерри и раздраженно вскочила на ноги. Дошла до кухни Джерри и налила в кружку Джерри очередную порцию лаёгӱра. Только ругательства, которые едва не срывались с ее губ, были ӧссенские, подслушанные у Ёлтаӱл. Гӧаэргӱэлӱрр! Где, чертов Аккӱтликс, ее серебристый холод?!
Она не только не могла найти ни Хэлесси, ни фомальхиванина. Она не была способна даже локализировать свое собственное поисковое оружие!
Глеевари выпила вещество до самого дна и упала обратно на диван. Из-за этого пришлось Джерри убрать. Лаёгӱр был необходим для повышения чувствительности, но Камёлё не осмеливалась его принять, пока ее голубчик был дома – даже не из деликатности или из-за страха, что все вскроется, а потому, что под влиянием Пятерки человек становится ранимым. А этот идиот шатался по квартире целый день, мистически пялился на свою ало-злато-черную бутылочку и вел речи о том, что должен коренным образом изменить свою жизнь, подход, привычки и приоритеты (из-за чего она, Камёлё, должна показать ему путь к познанию), вместо того чтобы собраться и идти делать очередной репортаж. Неужели медианты не работают по выходным? В конце концов она не выдержала и вложила ему в мысли живописную картину адского ночного клуба и безумное желание пойти напиться, причем без нее. Часы работы она знала. Ее дорогой будет бухать до четырех утра.
Камёлё погрузилась в протонацию. Последние следы бури рассеялись, царило спокойствие. Психосфера была крепкой, дисперсионные условия в норме, биометеорологическая нагрузка средняя… а информационная ценность нулевая. Было ясно, что она не сможет найти следы того, как серебристый холод кружит над городом; ведь она сама старалась, чтобы следов он не оставлял. Но он должен был откликнуться, когда она звала.
Ему что-то мешает?
Лаёгӱр начал действовать. Нёбо полностью онемело, ей стало плохо; ледяная внутренняя дрожь охватила ее, но в то же время Камёлё чувствовала, как восприимчивость повышается… как уши навострились, а мысль сосредоточилась, как вдруг она стала способна заметить любое дуновение ветра и проблеск мысли. Она просеивала слои информации. Дрожала от холода, но при этом по спине стекал пот.
И вдруг ей удалось найти четкую точку, трещинку в затемнении, скорее предчувствуемое очертание, чем осязаемую форму… – вспышка подземного пожара. Серебристые звенья цепи. А вот и фомальхиванин!
Камёлё вскочила на ноги. Забежала на кухню, сполоснула кружку и убрала следы лаёгӱра на случай, если голубчику Джерри преждевременно надоест тусовка и он вернется раньше нее. Это будет долгая ночь.
* * *
С
нова сон. Фиона ждала информацию и смыслы, стихи и цифры, но вместо этого падала в черный колодец без дна. С бесконечным ужасом она смотрела, как каменные стены скользят мимо и смыкаются над ее головой. Это было эфемерное ощущение: пятьдесят процентов чудовищного страха, уравновешенных пятидесятипроцентной уверенностью, что она спит и это все неправда. Таких глубоких колодцев в реальности не существует. А в гипотетических кротовых норах нет стен, вытесанных из камня. Вот что она повторяла себе.
Сознание позволяло ей чувствовать, как ее пальцы сжимают пропотевшее одеяло. Она не знала, как ее тело, которое во сне должно быть расслаблено, вдруг вошло в состояние такого напряжения; но не могла с этим ничего поделать. Это напоминало судорогу, но без боли. Ей не удавалось расслабить пальцы. Не удавалось в принципе пошевельнуться. Ощущение, будто ее что-то затягивает, полностью парализовало Фиону.
