Она бы так и сорвала его с груди этой женщины, но с подобными предметами нужно обращаться осторожно. Почему этот амулет здесь? Как он оказался у этой блондинки? Камёлё с легкостью выяснила, кто она: Фиона Фергюссон, сумасбродный мистик и бывший член религиозного кружка Ёлтаӱл, сотрудница Совета, не достигшая успеха посланница на Деймос. С фомальхиванином она встречалась лично. Логично, что амулет у нее. И в то же время совершенно непостижимо. Что вдруг нашло на фомальхиванина, что он доверил столь ценную вещь такому человеку?
Камёлё заглянула в память Фионы. Нет, все было не так. Аш~шад с Фомальхивы отдал амулет задолго до этого. Навязал его при первой возможности первой д-альфийке, на которую наткнулся, – какой-то Мейбл Бак, ужасной дурочке, девушке, с которой потом не обменялся ни словом; а у нее Фиона купила амулет намного, намного, намного дешевле, чем он стоит. Фомальхиванину было плевать и на Мейбл, и на кулон, потому он спокойно оставил их на Деймосе. Рё Аккӱтликс, почему?! Сложно представить, что он не подозревал, что его амулет – предмет активный. После первого контакта с Землей он также должен был осознать ценность денег – и неприятный факт, что сам он в них чертовски нуждается, но не имеет. Даже если ему не нужна эта вещь, почему Аш~шаду не пришло в голову, что он может забрать ее у Мейбл и выгодно продать! Камёлё покачала головой. Ладно, воспитанный человек подарки обратно не просит. Может, он отдал его Мейбл где-то в кустах, преподнес цепочку в обмен на неплохой секс и, несмотря на телепатические способности, не подумал, что она не только не станет беречь эту вещь с пиететом, но даже не сможет получить за нее прибыль. Но тут навязывалось другое объяснение.
Фомальхиванина абсолютно не интересует, кто владеет амулетом, заработает ли на нем кто-то и если да, то сколько. Ему просто нужно было от него избавиться; без промедления.
Камёлё вздохнула, глядя на этот безопасный на вид круг из металла. «Чего боится фомальхиванин? На что способна эта вещь?» У нее был достаточный опыт обращения с психоактивными предметами, так что она знала, что они не рассеивают смерть и гибель при встрече и что не стоит поддаваться панике, оказавшись с ними в одной комнате, – если сохранять нейтралитет. Люди без глееваринских способностей могли иметь активный предмет и никогда не сталкиваться с его действием… и даже никогда в итоге не узнать, что в нем вообще есть что-то особенное. Но это был не тот случай. Камёлё уже попыталась вытащить информацию – и этим объявила войну. Если она возьмет амулет в руки, то наверняка нарушит границы какой-нибудь зоны безопасности. Запустит сигнализацию… или даже ловушку.
Глеевари ухмыльнулась. Это будет очень глупо.
Но она все равно его здесь не оставит.
Она дала приказ серебристому холоду. Тот подержит ее, как спасательная веревка, если что-то пойдет не так. Затем усилила приказ спать, чтобы временная (а скоро уже бывшая) владелица не проснулась. Замка на цепочке наверняка нет. Она снимается через голову. Правой рукой Камёлё убрала волосы Фионы Фергюссон, а в левой сжала знак.
В это мгновение перед ее глазами взорвалась стена огня. Клинки вонзились в ее мозг. Ее мысль, заостренная лаёгӱром, видела четко: горячие волны энергии, словно кипящее расплавленное стекло… гейзер силы, бьющий струей из металлического круга, будто лава из кратера. Не успела она отпустить эту проклятую вещь, как огненный язык взметнулся к ней раскаленной дугой, достиг ее глаз, прожег себе путь в самый череп…
Пространство вне мира. Неопределенные цвета, неопределенное измерение, неопределенные направления. Она – сознание без тела. Парит в пустоте. Есть лишь ее туманное бестелесное «я»… и еще некто. Другой. Существо. Чужак.
Он уже заметил ее. Приближается. Ощущение его присутствия становится все сильнее.
Камёлё пятится. И вдруг понимает – для чего служит амулет, какое соединение открывает – и что ей не давать себя заметить, уж тем более узнать. Она ищет пути к бегству… но в месте без направлений такое понятие не имеет смысла: нет никакого Здесь или Не Здесь. Чужой голос, острый, словно вспышка рентгеновского излучения, достигает ее.
– Ты не отвечаешь! – взрывается голос из небытия. – Избегаешь обязанности! Не исполняешь приказа, который я дал тебе!
Камёлё чувствует вражду, почти ненависть; непримиримую волю, которая отнимает у нее место, выталкивает ее отсюда, расширяется в ущерб ей, заставляет уклоняться, унижаться, погрузиться в себя… отступать, все отступать, отступать без конца и за все границы. Камёлё парализована ужасом. Этому невозможно сопротивляться. У нее нет тела, но она чувствует оковы, которые тяготят ее и тянут к земле… несуществующий каменный пол, на который натыкается ее несуществующая голова, пока из ран на спине так ощутимо и по-настоящему течет кровь; она на Ӧссе, конечно, как она могла забыть, как могла убеждать себя в ином?.. Ее снова спрашивают, снова допрашивают по церковным законам, как вчера, позавчера и столько дней… ведь она пособничала святотатству, подняла руку на самогό верховного жреца и виновна, все знают, что она виновна, и сама она это знает. Свист кнута. Краткие фразы на ӧссеине. Резкий свет, впивающийся в глаза. Вопросы. Вопросы! Она думает, что не может ответить, не может выдать Луса, его – никогда… но ее воля рвется словно гнилая нить, и губы заговорили бы, если бы только начали существовать.
Но в этот миг перед ней открывается пустота, щель в дверях, надежда. В ней зарождается чувство, что все же существует способ сбежать – что существует место, где она может спрятаться… более того, что ей уже давно это удалось, что она освободилась от их власти, что уже находится не на Ӧссе. Это всего лишь ночной кошмар. Иллюзия. Ложь.
В ней вдруг поднимается упорство, волна ярости, которая пронзает это странное бестелесное безвременье.
– Никто больше не будет мне приказывать! Больше никогда! Я не согласна! Ваши планы меня не касаются! – кричит она безголосо, но тем яростнее.
Чужое сознание отступает. Его искренне удивило, как неожиданно оно столкнулось с сопротивлением. Но тут же голос возвращается, окрашенный яростью.
– Так ты думаешь, что выкрутишься? Что можешь просто сказать, что не хочешь иметь с этим ничего общего? – атакует он.
Его злобный смех ломает ее несуществующие кости.
– Ты ошибаешься. Ты ничто. Лишь грязь, пыль, мусор среди звезд. Либо ты выполнишь задание, либо я найду другого слугу, а тебя уничтожу.
Его смех острый словно лазерный нож. Камёлё чувствует, как он отрезает куски кожи и фальшивой решимости… как в брызгах крови обнажает всю ее неуверенность; она корчится, сходя с ума от боли, совершенно нагая, лишенная мяса, ободранная до кости. Чужое сознание окружает ее… сжимает ее и давит, словно венок из клинков. Минуют мгновения агонии и полного унижения. Оно наполняет ее мысли. Ее раздирает присутствие чего-то безмерного, нечеловеческого, пугающего… божественного.
Божественного. Да, она начинает узнавать. Силуэт тела насекомого выплывает из тумана, статуя из стали, которую она так часто видела в храмах… от которой сбегала и которая все равно ее догнала, поскольку издавна, испокон веков, навеки и навсегда, была и есть в ней, вживленная под кожу, вписанная в траектории ее вен: Бог ее мира, Бог алтарей, Пятерки, крови и смерти, Насекомий бог старой Ӧссе, сам Аккӱтликс. Он наполняет ее. Пронизывает ее. Одаривает ее недоступным знанием.
