Вчера, когда ехал к Добрятниковым, я чуток задремал и пропустил село Архангел. А сейчас обратил внимание на каменную колокольню и купола деревянной церквушки.
— Кузьма, давай чуть помедленней, хочу рассмотреть получше.
— Церкву? Эт правильно, красивая церква. Архангела Михаила! — Кузьма широко перекрестился. — И батюшка тут душевный, отец Андрей. Добрый, понимающий.
— А Василий Фёдорович с ним в каких отношениях?
Кузьма замялся:
— Раньше-то отец Андрей частенько в Злобино приезжал. Сядут с барином, чай пьют, разговоры разговаривают. А всё одно в конце поругаются. Василий Фёдорович как разгорячится, как начнёт писанием размахивать. А батюшка его словом как ошеломит, так и разойдутся. Да токмо всё равно Василий Фёдорович назавтра отойдёт, пошлёт меня письмо батюшке отвезти да денег на церкву пожертвует.
Ясно, значит, хоть со священником дядя не разругался вусмерть.
— Давай-ка, Кузьма, заедем к нему.
— Так его дома нет. Вон его изба, около церквы. Ставенки закрыты, значит, уехал куда. Может, болящий кто али помирает.
— Ладно, тогда в следующий раз. Давай домой, Кузьма.
Но на полпути к Злобино случилась неожиданная задержка. В одном месте дорога сворачивала к реке, где стояло несколько изб. Там у самой воды толпились орки-крепостные, вопя и размахивая руками.
— Кузьма, что это?
— Безымянные выселки, Константин Платонович.
— Да нет, что там за крики?
Возница пожал плечами.
— Не знаю, орут, что водяной. Сетью ловят.
— Vodyanoi? Ну-ка, останови!
Это же существо из местных суеверий? Очень интересно. Надо посмотреть, что это такое.
Дрожки остановились, я спрыгнул на землю и направился к толпе крепостных.
— Доброго дня, барин!
Орки, с баграми и вилами в руках, обернулись и поклонились мне. На зелёных лицах застыл испуг.
— Что у вас тут?
— Страхолюдина, барин!
— Страсть какая страшная!
— Жуть просто.
— Зубастая!
— Тихо! — рявкнул седой орк, останавливая гвалт, и объяснил как положено: — Не знаем, что это, барин. Матрёна утром пошла на реку стирать, а на неё из воды как выскочит! Чуть руку не отгрызла, мясо до кости разодрала.
Он указал на орку с замотанной тряпицей рукой.
— Мы эту страхолюдину под мостки загнали, сетью огородили. Хотели достать, только страшно очень.
— Понятно, — я кивнул, — пропустите меня. Сейчас посмотрим, что за страхолюдина.
На ходу я вытащил small wand и зажёг на конце фигуру — Знак огня и Печать преобразования. Очень удобное сочетание: и подсветить можно, и пламенем ударить.
Орки отшатнулись, с открытыми ртами пялясь на магическое сияние. Не зная, то ли креститься, то ли бежать от «бесовщины».
— Кузьма, иди сюда. Придержи меня за ремень.
Я зашёл на скрипящие мостки, наклонился и свесился вниз. Рука возницы крепко ухватила меня за пояс, позволяя висеть над водой.
Под мостками царила темнота. Плескала вода, пахло тиной и какой-то гнилью. Я добавил света и свесился ещё ниже.
Нет, жечь огнём уже поздно. Между сваями плавала кожистая туша, уже дохлая, кверху зелёным брюхом. Ох и здоровая!
— Багор дайте!
По мосткам затопало, и рядом со мной опустилось древко багра. Осторожно, стараясь не проткнуть шкуру, я подцепил тушу и потянул наружу.
— Кузьма, поднимай!
Ремень на поясе дёрнуло.
— Медленно, не торопись.
Кузьма вытаскивал меня будто колодезный журавль, а я тянул багром бездыханное чудище. Когда зелёная туша показалась из-под мостков, крепостные дружно ахнули.
— Ага, хорошо. Спасибо, Кузьма.
Встав на ноги, я толкнул находку к берегу.
— Помогите вытащить на берег. Да не бойтесь, она неживая.
Несколько орков посмелей зашли в воду, ухватили животное за лапы и выволокли на песок.
— Переворачивайте.
Ёшки-матрёшки, да это же крокодил! Ничего себе «водяной»!
— Матерь Божья!
Увидев зубы в огромной пасти, орки отступили, крестясь и шепча заговоры от сглаза.
— Спокойно, это крокодил. Уже дохлый, ничего вам не сделает.
Я подошёл к твари, наклонился и провёл рукой по костяным пластинам на спине. Никогда не видел такое чудовище вблизи. В Сорбонне у одного профессора, любителя диковинок, было чучело крокодила, только раза в два меньше. Но там понятно, привезли из Африки. А здесь он откуда взялся? Сам приплыл? Пешочком через Муромские леса пришёл? Очень сомневаюсь.
Под пальцами ощущалось лёгкое покалывание. Магия? Однозначно. Жгуты эфира оплетали тело зверя плотным коконом. Что-то с этим крокодилом делали, причём колдовством Таланта. Я считал остаточные эманации и хмыкнул — знакомый рисунок. Точно такой же, как был на чёрном волке. Похоже, любитель опытов над животными обосновался где-то неподалёку.
— Спасибо, барин! — седой орк подошёл ближе и поклонился в пояс. — Выручили. Такую пакость убили! Век будем молиться за вас.
— Староста? — уточнил я у него.
— Да, барин, уже десять годков.
— Скорняк на ваших выселках есть?
— Как не быть, есть. Вон, Фрол у нас может.
Староста махнул рукой, и к нам подбежал одноглазый орк.
— Снять кожу с крокодила сможешь?
— Ну, — Фрол почесал в затылке, — попробую. Только не серчайте, барин, ни разу с такой зверюгой не работал, могу испортить.
— Сможешь снять — хорошо, заплачу рубль.
Фрол часто закивал, а я сунул руку в карман.
— Барин, вы ему деньги не давайте сейчас, — шепнул мне староста. — Пропьёт сразу и дело испортит. Вот как сделает, тогда и дайте.
Я хмыкнул и кивнул.
— Делай, Фрол. Потом в Злобино принесёшь.
— Барин, — староста поклонился, — разрешите череп крукодилы взять.
— Берите, — я махнул рукой, — только проследи, чтобы кожу нормально сняли.
Садясь в дрожки, я думал о двух вещах. Во-первых, надо найти любителя «зверушек» и надавать по шее. Чего это он на моей территории свой зоопарк выгуливает? А во-вторых, поспорил сам с собой, сможет ли Фрол снять кожу с крокодила. У деланных магов есть такая традиция — заводить себе книги для записи Печатей и Знаков. Каждый старается особенную обложку найти: из серебра, из костяных пластин, с драгоценными камнями. А я себе из крокодиловой кожи сделаю, ни у кого такой нет!
