— Спокойно, Тарань!
Успокоив кобылу, Пётр спрыгнул на землю и отдал повод подбежавшему Кузьме.
— Поводи её, а то чуть не загнал, пока ехал.
— Не извольте сомневаться, всё сделаю.
Кузьма увёл лошадь, с ужасом косящуюся на Буцика, а Бобров подошёл к нам. Хлопнул меня по плечу, стиснул ладонь и порывисто обнял.
— Рад видеть тебя, дружище. Ты, смотрю, весь в делах и заботах.
— Взаимно, Пётр, я тоже рад тебя видеть. Разреши представить — Александра Добрятникова. Пётр Бобров.
— Сударыня, рад видеть!
Гость расшаркался и поцеловал моей ученице руку. Девушка отреагировала сдержанно — кивнула, но взгляд оставался настороженный и холодный.
— Костя, надо поговорить.
— За ужином.
— Нет, прямо сейчас.
— Пять минут ждёт? Ты отдышись, а я пока переоденусь. Александра, проводите Петра в дом, пожалуйста.
Девушка чопорно кивнула Петру:
— Прошу за мной, сударь.
И, не дожидаясь ответа, пошла к усадьбе. Бобров скорчил грустную рожу и поспешил догнать.
* * *
Разговаривать разговоры я предпочитаю в кабинете. Во-первых, большое окно выходит на озеро и липовую аллею, и можно задумчиво в него смотреть, подыскивая слова. Во-вторых, там всегда тихо и никто не беспокоит. А в-третьих, есть специальный шнурок, ведущий к колокольчику в другой комнате. Дёргаешь, и через несколько минут Таня приносит кофий. И самое главное — его можно тянуть незаметно. Увидел, что собеседник начинает раздражаться, дёрнул, и вот тебе перерыв, пусть он выпьет чашечку, остынет, успокоится. Очень удобно!
Сейчас в этом не было нужды. Мы уселись с Бобровым в кресла возле окна, я налил нам по рюмке коньяка и кивнул:
— Итак, о чём ты хотел поговорить?
— Соболезную твоей утрате, — он пригубил из рюмки и вздохнул: — Василий Фёдорович был глыба, а не человек. Горы мог своротить, даже отсюда, из ссылки. Таких уже не делают, не нам чета.
Я склонил голову, принимая соболезнования и ожидая настоящей причины. Не ради этого он сюда скакал, ясное дело.
— И в этот скорбный час я приехал тебя предупредить.
Бобров пожевал губами и продолжил:
— Сын Шереметева собирается нагрянуть сюда с опричниками. Из того, что я знаю, он хочет убить тебя и предъявить права на наследство.
У меня даже в горле запершило. Ёшки-матрёшки! Какие «замечательные» новости.
— Ты не оформил права на имение, не отметился у муромского градоначальника. В Дворянский реестр не вписался. Вот он и пользуется возможностью. Вроде как и не было тебя вовсе. Если ему Талант получится забрать, так вообще никто слова не скажет.
— Чёрт!
— Не переживай, — Бобров криво улыбнулся, — если бы ты за всеми этими хлопотами приехал в Муром, он бы тебя там убил. Нашёл бы повод, вызвал на дуэль и убил.
— Неприятная ситуация.
Я уставился в окно, прикидывая варианты. И что-то мне показалось, что Бобров не случайно привёз плохие новости. Уж больно спокойно рассказывает, без переживаний.
— Предлагаешь мне бежать?
— Нет. У Голицыных есть к тебе предложение.
Так и есть, я не ошибся. К неприятностям прилагался аппетитный пряник со вкусом мышеловки.
— Я слушаю.
— Князь может принять тебя в род. Твоя мать ведь Голицына, имеешь полное право стать одним из них.
— Даже так?
— Тебе будет обеспечена защита, опричники Голицыных прибудут сюда раньше шереметевских.
— А какова цена, Пётр? Это ведь не бесплатное удовольствие.
Бобров замялся и развёл руками.
— Скорее всего, тебе придётся послужить роду. Опричником, вероятнее всего. Может быть, съездить в Сибирь, у Голицыных там большой торговый интерес. Или по специальности твоего Таланта что-то найдётся.
Я хмыкнул.
— Увы, Талант не проявился во мне.
— Да? — на лице Боброва появилось сочувствие. — Жаль, очень жаль. С Талантом было бы проще. Но даже так род будет платить тебе больше, чем приносит имение. Голицыны всегда были щедры, даже к младшим членам рода.
Мы замолчали, каждый думая о своём. Не знаю, не знаю, предложение по-своему заманчивое. Поддержка княжеской семьи родной мне крови — дело хорошее. Вот только кем я там буду? Вечным должником, мальчиком для грязной работы. Богатым, но всё-таки младшим. Оно мне надо? Раньше, во времена студенчества, в ногах бы у князя валялся, если бы он предложил. А сейчас мне понравилось быть самому себе хозяином. Пусть денег маловато, зато никто не приказывает, никто над душой не стоит. С другой стороны, встречу с бастардом Шереметева я могу не пережить.
— Скажи, Пётр, а в каких ты сам отношениях с Голицыными? Ведь не просто так мы заезжали к ним в Москве, и сейчас ты приехал с их предложением.
У Боброва дёрнулся глаз.
— Я обделён Талантом. Князь обещал принять меня в род. Может быть. Потом. Если сделаю что-нибудь значимое.
— Наша дружба, она тоже для рода?
— Костя, ты меня хочешь обидеть? Наша дружба Голицыных не касается. Это я узнал про Шереметевых. Случайно услышал, что их опричники собираются тебя навестить. Я бы предупредил тебя в любом случае.
— Тогда скажи мне как друг: стоит принимать княжеское предложение?
— Если бы Талант тебя слушался, я бы рискнул отбиться, — он наморщил лоб. — Ты слишком хорош, чтобы служить на побегушках у рода. Дружить с князем полезно, а быть его слугой утомительно. Если уж входить к Голицыным, то не как проситель.
— Но сам бы ты вошёл.
— Так то я, — Бобров рассмеялся. — У меня слишком много лени, долгов и нет Таланта. Сорняк и трутень в одном лице.
Не прячась, я дёрнул за шнурок.
— Сейчас кофий принесут.
Положив подбородок на сплетённые вместе пальцы, я смотрел в окно. Надо решать сейчас — стычка с Шереметевыми или служить Голицыным. Ни один из вариантов мне не нравился.
В комнату вплыла Таня с подносом. Улыбаясь, подала мне чашечку и поставила поднос со второй на столик рядом с Бобровым. Он послал девушке многозначительный взгляд, подмигнул, но орка задрала подбородок и вышла из комнаты, будто оскорблённая королева. Бобров разочарованно вздохнул и криво усмехнулся.
— Знаешь, Пётр, пожалуй, я откажусь от помощи. Отобьюсь как-нибудь сам.
— Смело, но слишком рискованно.
— Делать долги, которые не знаешь, чем отрабатывать, — ещё хуже.
Бобров грустно улыбнулся.
— Согласен. Тогда я останусь и помогу. Может, я и не маг, но стреляю неплохо. Ну и свидетелем буду, мало ли как повернётся.
