— За что ваша семья так собак не любит? — скривился Бобров. — Что ты, что дядя. Я ему борзую хотел подарить, а он в меня чернильницей кинул, хорошо, не попал. Ладно, он старый, а ты зачем их напугал так? Ничего бы нам плохого не сделали.
Отвечать я не стал. Не буду же объяснять, что собак-то я как раз люблю, а вот Талант их, оказывается, терпеть не может. Когда впервые в усадьбу приехал, я ещё удивился — а чего собак нет? Хотел спросить у Настасьи Филипповны, но как-то вылетело из головы. А теперь оно само разъяснилось.
Сторож привёл нас к длинному строению, похожему на конюшню.
— Вот здесь, ваши благородия, зверинец-то и был. Да. Здесь.
Он переступал с ноги на ногу.
— Разрешите, я вас здесь подожду?
Спрашивать, почему он не хочет заходить внутрь, я не стал. И так всё было ясно — в воздухе плыл «запах» пережжённого эфира. Так бывает, когда в одном месте не слишком умелый маг творит очень много волшебства. Без перерывов, не давая эфирному ветру восстанавливать нормальный фон. Оттого и атмосфера в усадьбе плохая. Теперь этот зверинец станет «дурным» местом на много лет. Может и полвека простоять, пока пережжённый эфир выветривается.
— Костя, можно я тоже останусь? — Бобров даже побледнел. — Ужасное место, даже подташнивает, когда внутрь заглядываю.
— Не заходи. Возьми сторожа, и подождите меня на крыльце.
Я повременил, пока они отойдут, и шагнул в зверинец.
* * *
Вдоль стен тянулись железные клетки. В нос бил запах экскрементов, протухшего мяса и гнили. Да, был бы я крокодилом или ящерицей — тоже бы отсюда сбежал. Сжечь бы этот зверинец дотла, чтобы даже стен не осталось.
Клетки, где держали людей, я нашёл сразу. Эфир был выжжен здесь до нуля, так что к моему горлу подступил комок. Ёшки-матрёшки! Такого я в жизни никогда не видел. Что за колдовство творил хозяин усадьбы? Не запорол он крепостных, нет, а сделал что-то нехорошее.
Находиться внутри было выше моих сил. Я выскочил наружу и глотнул свежего воздуха. Руки дрожали, будто я пил неделю. С трудом вытащив small wand, я сконцентрировался и нарисовал на стене зверинца связку из Знаков и Печать огня. Этой же ночью он сгорит! Да так, что клетки расплавятся, а пережжённый эфир улетит в атмосферу вместе с дымом. Всё лучше, чем эти стены сведут с ума кого-нибудь. А если у хозяина будут претензии — пусть приезжает в Злобино, у меня есть, что ему сказать.
* * *
Пока я занимался делом, Бобров разговорил сторожа. Они о чём-то шушукались, но стоило мне подойти, как старичок сразу же замолчал и опустил взгляд в землю.
— Костя, не знаю, важно это или нет, но тех крепостных похоронили не на кладбище.
— А где?
— Там, у реки, с версту отсюда.
Молодец Бобров, такая подробность вызвала у меня подозрение.
— Игнат, — я поманил сторожа, — проводишь нас туда?
Было видно, как он боится. То ли меня, то ли владельца усадьбы.
— Рубль получишь, если покажешь могилки.
Сторож закашлялся.
— Ваш благородие, покажу! Прямо сейчас будете смотреть?
— Да, веди, Игнат.
Могилки находились рядом с рекой, прикрытые от усадьбы берёзовой рощицей. Будто Рокк не желал видеть место упокоения своих жертв. Интересно, а как на это отреагировал местный священник? Неужели спустил такое?
— Вот, ваш благородие, тут и лежат. Все трое.
— Вижу. Спасибо, Игнат.
— Ваш благородие, вы про денежку говорили. Мне бы…
— Не бойся, не обману.
Я вытащил кошелёк и отсчитал ему рубль гривенниками и копейками.
— Отойдите, я сам посмотрю.
Бобров взял старика за локоть и потянул в сторону. А я расслабился и закрыл глаза. Некромант, говорите? Значит, должен уметь заглядывать в могилы. Давай, Талант, покажи, что умеешь.
Поднимать веки не потребовалось. Я прекрасно видел через них, как земля стала полупрозрачной и в ней проявились три тела, зарытые не слишком глубоко. Будто я был рентген-аппаратом, просвечивающим больного. Так-так, посмотрим, что тут у нас. Пациент перед смертью потел? Очень хорошо.
Тела оказались странными. У одного рот был полон зубов чуть ли не в три ряда. Причём большинство белые, новенькие, только что прорезавшиеся из дёсен. У другого в груди было два сердца. А третий щеголял тремя селезёнками и увеличенным в два раза мозжечком. Сомнений не оставалось — Рокк ставил над своими крепостными опыты.
Пять лет назад я присутствовал в Париже на казни. По специальному эдикту короля публичному сожжению подвергался Этьен Буассе, дворянин и маг с Талантом. Этот «удивительный» человек желал добиться бессмертия. Ради «философского раствора», дарующего вечную молодость, он заманивал к себе молодых людей и делал с ними что-то ужасное. Весь Париж пришёл на казнь и требовал его смерти. А безжалостное чудовище, бывшее когда-то человеком, корчилось в огне и не желало умирать. Через час палач отрубил ему голову и положил конец страшным крикам.
К чему это я? Заспиртованные трупы жертв Этьена Буассе хранились в Сорбонне. Я их видел и могу сказать — они очень сильно напоминали крепостных, лежавших в могилах передо мной.
* * *
Я смотрел на усадьбу, где обитали отвратительные твари. И вовсе я не про крокодила и ящерицу. Даже опасный чёрный волк, убитый мной и Таней, выглядел невинным щеночком по сравнению с хозяином имения.
Здесь нам больше нечего было делать. Новых чудовищ не будет, зверинец сгорит сегодня в полночь. Старик-сторож, получив свой рубль, только и ждал, что мы уедем.
Бросив последний взгляд на дом с башенками, я полез в дрожки. Кстати, на фасаде я заметил интереснейшую лепнину — круг с циркулем и наугольником внутри. Это ведь знак масонов, правда? Какие забавные. Надо выяснить у Добрятникова, чем ещё, кроме Талантов, занимаются масоны.
— Поехали, Кузьма, — махнул я кучеру, — прямо домой, никуда не сворачивая.
Бобров сидел задумчивый и вертел в руках камешек, подобранный на берегу реки.
— О чём задумался, Пётр?
— Знакомая фамилия — Рокк. Кажется, это один из старших опричников Воронцовых. Ты бы не связывался с ними, Костя. Воронцовы сейчас большую силу имеют. Это они матушку-императрицу на трон возводили.
— Они?
— Не одни, понятное дело. Но в первых рядах стояли. Так что, не трогал бы ты этого Рокка. Слишком едким может оказаться любитель порки.
Я пожал плечами. Мне бы со своими проблемами разобраться, а не бегать за всякими сумасшедшими масонами.
Разговаривать не хотелось, смотреть на ёлки вдоль дороги — тоже, так что я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Утомительное это дело — распутывать провинциальные тайны.
