В словах Голицына чувствовалось двойное дно: наверняка ведь не просто так советует, скорее всего, хочет увести полезного наставника у конкурента. Только не сам, а моими руками.
Я поблагодарил князя и пошёл к себе. Сложные они люди, эти Голицыны, что отец, что дочь. Сплошные тайны, интриги, уловки. От всех этих собак под ковром мне жутко захотелось обратно в своё поместье.
* * *
На следующий день мы с Бобровым поехали по адресу, который дал князь. Буду пользоваться, раз предлагают, всё равно других достойных кандидатов нет.
По дороге меня вдруг осенило.
— Пётр, а ты не знаешь, продают в Москве где-нибудь карандаши? Ну такие, как я Александре дал?
— Ты уж совсем нас за варваров держишь, — чуть не обиделся Бобров. — Есть конечно. Не такая уж и редкость твои карандаши.
Так что мы сделали остановку возле большого магазина. Торговали здесь книгами, бумагой, альбомами, тетрадями, перьями и чернилами. Карандаши тоже нашлись, по десять рублей за штуку. От такой цены я чуть в ярость не впал. Так и захотелось заорать на владельца: сколько-сколько? А не спятил ли ты, братец? Но кричать на здоровенного купца выше меня ростом было не только неприлично, но и опасно для здоровья. Один раз стукнет, и всё, можно укладывать в гроб.
Пришлось брать карандаши как есть. Я забрал все, что были в наличии, аж десять штук. Заплатил сто рублей и сбежал из этого грабительского места.
Впрочем, оно того стоило. Пока я сделаю себе новый small wand, карандаши пойдут как его эрзац-заменитель. Да, одноразовый и дорогой, но лучше так, чем остаться совсем без инструмента.
— Приехали, Костя, — пихнул меня локтем Бобров, — здесь твой наставник живёт.
Я выглянул из экипажа. Не дом, а обшарпанная развалюха в два этажа с мансардой. Одно стекло в окне на втором этаже разбито, входная дверь покосилась, а возле неё на лавочке сидит надменная тётка, грызёт семечки и зорко оглядывает окрестности.
— Идём, Пётр, посмотрим, что за «специалист» здесь живёт.
Мне начало казаться, что князь надо мной подшутил, отправив по этому адресу. Но из принципа решил проверить до конца.
Глава 38 — де Кастро
Глядя, как мы выбираемся из экипажа, тётка у входа встрепенулась, прищурилась и вперила в нас пристальный взгляд. Лицо у неё было неприятное: красноватый нос, выдающий пристрастие к выпивке, поросячьи глаза, широкий лягушачий рот с опущенными уголками. Такой тёткой не только детей можно пугать, но и особо впечатлительных взрослых.
Стоило нам двинуться в её сторону, как тётка надулась здоровенной жабой. Не прекращая плеваться шелухой от семечек, она расправила плечи и выставила монументальный бюст.
— Кудась прёте? — гавкнула она на нас. — Неча тута ходить.
— Мы по делу.
— Мне, кудрить твою налево, усё равно. Неча шляться! Ходют тут всякие, а потом сапоги пропадають.
— Ты как с дворянами разговариваешь?! — не стерпел Бобров.
— А мне, раскудрить, хоть сама императрица! Мой дом, кого хочу, того пущаю.
Она злобно ухмыльнулась и с удвоенной скоростью стала щёлкать семечки, плюясь в нашу сторону.
— Вот же ведьма!
Мой Талант выглянул наружу, заинтересовавшись, где показывают ведьм. Увидел тётку и распахнул «пасть», выдохнув на неё облако вибрирующего эфира.
Обычного человека от такого выхлопа проняло бы до самых пяток. А этой — хоть бы хны! Даже не поморщилась, только семечки стала щёлкать чуть медленней и глаз один зажмурила. Ведьма, как есть ведьма!
— Не пужай, — хмыкнула тётка, — и не такие пужали. Ходют и ходют, никакого уважения к честной женщине. То сапоги сворують, то постояльцев побьють. Пуганные мы, понял?
Она скрутила кукиш и показала нам. Говорят, таким жестом в старые времена отгоняли чертовщину. Не знаю насчёт нечисти, но Бобров отступил на полшага, слишком уж выразительно показывала кукиш тётка. Сразу становилось понятно — не пропустит, обругает и заплюёт шелухой. А попытаешься силой войти, так начнёт скандалить, полезет в драку и поднимет вой на целый квартал, так что сбегутся все соседи.
— А что, хозяюшка, — я приветливо улыбнулся и подошёл чуть ближе, — мзду ты берёшь?
Достав из кармана рубль, я подбросил его на ладони.
— Хто ж её не берёт? — осклабилась тётка. — Эт мы завсегда. Токмо не даёт никто.
Я хмыкнул и кинул рубль тётке. Монета сверкнула на солнце рыбкой, упала точно в ладонь и мгновенно исчезла.
— Проходите, господа! — ведьма сделала вид, что улыбается, а голос её стал медовым. — Всегда рада видеть важных людей в моём доходном доме.
— Де Кастро где живёт?
— Диежка-то? По лесенке наверх, а там третья дверь и будет его. Дома он, не извольте сумлеваться.
Дверь, хоть и покосившаяся, была смазана и даже не скрипнула, когда Бобров её открыл. Внутри оказалось бедненько, но чисто и даже уютно. На полу постелены старые половички, на стене висит лубочная картинка, у окна стоит кадка с фикусом, правда засохшим.
— Не понимаю, — буркнул Бобров, — как можно жить у такой грымзы.
— Не скажи, Пётр, не скажи. Пьянок и гулянок она не даёт устраивать, за порядком смотрит. И чужие неожиданно не войдут. Удобное место, если сумеешь поладить.
По скрипучей лестнице мы поднялись на второй этаж и нашли нужную дверь. Я постучал и, не дожидаясь ответа, вошёл внутрь.
За столом у окна сидели двое. Темноволосый мужчина спиной ко мне и орк в круглых очках. Оба без сюртуков, в одних рубашках и штанах, в руках стаканы. Из закуски — одинокий селёдочный хвост на блюдце. Судя по количеству бутылок, сидели они с прошлого вечера.
— Диего де-Кастро? — обратился я к человеку.
Он обернулся и посмотрел на меня мутным взглядом, икнул, дёрнул уголком рта и ответил:
— Мария Диего Франсиско Бальбоа де Кастро-и-Тенорио, с вашего позволения.
Мать моя, ёшки-матрёшки! Да это женщина! Одетая по-мужски, смуглая тётка лет тридцати с тонким шрамом на щеке. По-русски она говорила чисто, но с лёгким акцентом, выдающим в ней испанку. Она наставник? Ничего себе «подарок» подсунул Голицын.
— Мммм… Это вы?
Женщина несколько раз моргнула, провела по лицу ладонью, осмотрела себя, будто проверяя, и кивнула.
— Да, это я. И что? Que carajo quieres? Желаешь драться? Становись в очередь, будешь седьмым.
Она расхохоталась, махнув рукой и опрокинув одну из бутылок, пустую, к счастью.
— Нет, обойдёмся без дуэлей.
Я подошёл к столу, поставил себе табурет и сел рядом с ними. Испанка покосилась на меня, молча пододвинула ко мне стакан и налила его до краёв. Пожав плечами, я выпил до дна в один глоток. Вкус был неважнецкий, но в жизни я пробовал выпивку и похуже.
