Испанка уважительно кивнула и протянула мне руку.
— Диего-Мария.
— Франсиско Бальбоа де Кастро-и-Тенорио?
— Хах! Смотри-ка, запомниль с первого раза! Да, она самая. Но ты можешь называть просто Мария. Или Диего, как тебе нравится.
Ей совершенно не давалась твёрдая «л», отчего меня тянуло хихикнуть. Но я держался — заржёшь, а она обидится и драться полезет.
— Константин. А это, — я кивнул на Боброва, севшего рядом, — Пётр.
Боброву тоже налили.
— Аполлинарий, — представился орк в очках.
— Ты от Мережковских? Могу ещё раз повторить: никакой виры я платить не буду. Их недоросль начал распускать руки, за что и получиль. Пусть скажет спасибо, что я не оторвала ему всё, что ниже пояса.
— Не-а, не от них.
— А от кого?! — испанка искренне удивилась.
— Я сам по себе.
— О как! — она показала мне большой палец. — Уважаю. А чего хотель?
— Говорят, ты берёшься быть наставником для воспитания Таланта.
Она неопределённо пожала плечами.
— Иногда берусь воспитывать девочек. Драться, быть сильной, смотреть на мужчин, — она выразительно подвигала бровями вверх-вниз, — чтобы они падаль и хваталься за сердце. А Талант, он сам воспитывается. Ты для кого наставника ищешь? Для дочери?
Я рассмеялся.
— Рано мне детей заводить. Учитель нужен мне.
Испанка прищурилась, разглядывая меня тяжёлым взглядом. Её Талант начал «прощупывать» меня, будто таможенник груз. Но тут же ему навстречу поднялся уже мой Талант и «рявкнул» в ответ.
— Dios! — она отшатнулась и полетела с табуретки на пол. — La mierda del toro! Maldito sea!
Кажется, она кричала что-то ругательное, но я не понял. Не силён в испанском.
Диего-Мария встала, сверкнула на меня глазами и подняла упавшую табуретку. Села, налила себе и выпила.
— Ты, парень, крепко влип. Не знаю, как ты получиль Талант взрослым, но это la mierda del toro.
— Что?
— Плохо твоё дело.
— Без тебя знаю. Помочь возьмёшься?
— Тебя убить легче, чем помочь.
Она выпила ещё, скривилась и хлопнула стаканом о стол.
— Mierda! Возьмусь, если вывезешь меня подальше от Москвы. Надоело отбиваться от Мережковских.
— Триста вёрст хватит?
— Сойдёт. И его найми, — испанка ткнула пальцем в орка.
— Диего, — Аполлинарий покачал головой и поправил пальцем очки, — не стоит. Мне не нужна милость, я сам устроюсь.
— Что умеешь?
— Учитель он, — подсказала Диего-Мария, — письму, счёту, наукам разным. Только его брать не хотят, говорят, иностранцы лучше.
— Где сам учился?
— В Ингольштадте.
— Серьёзно? Ты же…
— Они берут орков на артистический, — Аполлинарий грустно улыбнулся, — только диплом не дают. А без него преподавать в княжествах нельзя.
— Детей крепостных не побрезгуешь учить?
Орк несколько раз удивлённо поднял брови.
— Зачем?
— Невежество — худший из грехов.
— Большинство думает иначе.
— Я — не большинство.
— Даже не знаю…
— Не хотите учить крепостных?
— Дело не в этом. Детей я люблю, вне зависимости от происхождения. Но мне хотелось заниматься научной работой.
— Занимайся, кто тебе не даёт. Библиотека у меня большая, сейчас механическую мастерскую строю. Окажешься там полезен — обсудим.
Мы ударили по рукам, все трое.
— Я собираюсь ехать завтра.
— Стоп! — Диего-Мария выставила ладонь. — Мне нужно ещё пару дней закончить дела.
— Нормально, — влез слегка окосевший Бобров, глядя на испанку томным взглядом, — я тоже задержусь, а потом вас и привезу. Езжай спокойно, Костя, не волнуйся, всё сделаю.
На том и порешили.
* * *
Вернувшись на подворье Голицыных, я сел писать письма. Одно князю — рассыпался в благодарностях, сказал большое спасибо за приём и прочее, прочее. Второе написал княжне: мол, завтра уезжаю, благодарю, надеюсь, ещё воспользуюсь вашим гостеприимством.
Отдал оба письма лакею и стал подумывать лечь спать. Уж больно день выдался насыщенный на разговоры, а я от словесных баталий изрядно устаю. Только скинул камзол, как дверь распахнулась, и в мою комнату ворвалась Ягужинская.
— Константин Платонович! Как, вы уже уезжаете?! Не может быть!
— Увы, Анастасия Николаевна, меня ждут дела в поместье. К тому же я не слишком безопасный гость, как вы слышали.
— Но сегодня вы здесь, а значит, должны присутствовать! У Софьи День Ангела, и вы просто обязаны быть на нашем небольшом празднике. Идёмте прямо сейчас!
Она была так настойчива, что пришлось согласиться. Впрочем, мероприятие мне скорее понравилось: милое такое застолье, человек на двадцать. Большинство я уже знал и даже подмигнул подпоручику Серафиму. Тот побледнел, но вежливо раскланялся.
В разговоры я особо не лез, отпустил парочку шуток и больше слушал. Обсуждали местные светские новости, слухи из столицы, гадали, кто будет новым фаворитом императрицы. Как у них всё запутано! Не зря не люблю я великосветскую жизнь. Пожалуй, даже с доплатой не поменял бы мою усадьбу на особняк в большом городе.
После застолья были танцы, фанты и какие-то малопонятные мне развлечения. Незаметно улизнув, я сел в углу с бокалом и наблюдал за увеселениями золотой молодёжи. Если честно, мне было скучно принимать в них участие. Слишком много суеты, шума и глупых ужимок. Да и компания была мне чужая — у них свои разговоры, свои шуточки, которые я не понимаю. В какие-то моменты я даже чувствовал себя взрослым, попавшим на детский праздник. Хотя я даже не самый старший в этой комнате.
— Скучаете, Константин Платонович?
Рядом со мной на диванчик села Ягужинская. Разгорячённая девушка обмахивалась веером, а на её щеках пылал румянец.
— Не слишком, — я любезно улыбнулся ей, — просто отдыхаю и наслаждаюсь музыкой.
— Ах, бросьте! Я же вижу, что вам неинтересны эти забавы.
Она придвинулась ко мне, хитро прищурилась и шёпотом попросила:
— Константин, я должна вам сказать кое-что по секрету.
Я наклонился к девушке. Она подняла веер, прикрывая нас от случайных взглядов. И впилась мне в губы долгим поцелуем.
Отстранилась, опустила веер и отодвинулась, будто ничего не случилось.
— Не придавайте этому большое значение, Константин, — Ягужинская лукаво улыбнулась, — я невеста без приданого, вы тоже невыгодная партия. Пока, я надеюсь. Так что мы можем себе позволить маленькие шалости, покуда никто не видит.
